Ладно, с Ириной и Аришкой все не так страшно — в конце концов, Володя им не чужой, сможет помогать материально. Он не допустит, чтоб Аришка голодала, чтоб была одета хуже других детей, когда пойдет в первый класс. И во второй тоже, и в третий. И невестке голодать не позволит — она и без того прозрачная от недоедания. И… и вообще!..
Что "вообще", он пока не знал. Сейчас не было времени задавать себе подобные вопросы. Нужно было срочно решать что-то с этой размалеванной красавицей, мерзнущей на осеннем ветру. Что делать с нею, с ее ребенком? Уговаривать сделать аборт? Но имел ли Владимир на это право, если он даже не отец будущего ребенка? Может, Витька и посмел бы намекнуть ей об этом, и, скорее всего, определенно намекал — вряд ли он обрадовался известию о беременности любовницы. Но так же очевидно, что девицу этот вариант категорически не устроил. Девица определенно хотела замуж. И не за кого попало, а именно за Виктора Конкина. Чем уж он ее так прельщал — вопрос второй, а то и вовсе десятый. Главное, что она поставила себе задачу непременно женить его на себе. И беременность ее, скорее всего, явилась следствием этого намерения, наиболее действенным инструментом для воплощения мечты в жизнь.
Гостья уворачивалась от ветра, прячась за спиной Владимира-Виктора, и ждала его реакции на собственное заявление. Реакция оказалась сильно запоздалой, и совсем не такой, на которую она рассчитывала.
— Вот что, красавица. Как ты понимаешь, жениться на тебе я не собираюсь — сама знаешь, у меня уже есть и жена, и дочь. Ты мне нужна была для определенных целей, о чем не могла не догадываться. Но и от ребенка я отказываться не намерен. Если ты приняла решение — рожай. Чем смогу — помогу. Обещаю ежемесячную посильную помощь. Но — только деньгами.
Девица в бешенстве зыркнула на него из-под совершенно жутких ресниц, вызывающих у собеседника острый приступ арахнофобии. Пока она не успела его перебить, Владимир чуть более резко, чем того требовала ситуация, дернул ее за руку, призывая внимание:
— Только деньгами! Меня ты больше не увидишь, по крайней мере, не в роли мужа или хотя бы любовника. Можешь подать на меня в суд — я готов нести ответственность за последствия нашей с тобой развратной связи.
— Развратной?! — взвизгнула гостья. — Ах ты сволочь!
Владимир с готовностью кивнул, но в его согласии было больше угрозы, нежели одобрения или обещаний:
— Сволочь. И ты это прекрасно знала. Как знала и то, что я женат — ведь знала?
Он совсем не был в этом уверен. Он, собственно, вообще ни в чем не был уверен, ведь каких-то пять минут назад даже не догадывался о существовании этой весьма условной прелестницы с до безобразия тоненькими ножками и совершенно жуткими паучьими ресницами. Вернее, после утренней стирки он очень даже догадывался, что у Витьки имелась как минимум одна любовница, но пока не раздался стук в дверь, она представлялась ему абстрактной, далекой и почти нереальной.
Теперь же перед ним стояла вполне конкретная женщина, любовница его брата. Да какая там женщина — девчонка, соплюшка. Оставалось только надеяться, что ей уже исполнилось восемнадцать, иначе Витька сильно рисковал оказаться за решеткой за совращение малолетних. И это юное порочное создание неожиданно для Владимира смутилось, услышав его не столько вопрос, сколько утверждение. Робко кивнула, не смея смотреть в его неприветливые глаза.
— Знала, — добил он гвоздь в крышку гроба. — И тебя вполне устраивало положение любовницы. Я хоть раз обещал развестись и жениться на тебе?
Это он сильно рисковал. А ну как девица заявила бы, что такие обещания звучали от Витьки неоднократно — что бы он тогда делал? Как бы выкручивался?
Однако созданье лишь еще больше смутилось, и Володя едва сдержал облегченный вздох.
— Тогда в чем проблема? Хочешь рожать? Пожалуйста! С нашим удовольствием. Деньгами подсоблю. Не слишком жирно, но на ребенка хватит. Решишь обратиться в суд — тоже пожалуйста. Только тогда больше чем на двадцать пять процентов моей весьма скромной зарплаты не претендуй — ни копейкой больше, строго по исполнительному листу…
Несколько месяцев назад, когда герои его очередного романа громко разводились, и там как раз шла речь об алиментах, Владимир нахватался поверхностных знаний о предмете, воспользовавшись поисковиком всезнающего Интернета. Однако в его исполнении бездушные юридические термины прозвучали довольно убедительно и даже угрожающе — девица словно поджалась вся, стала будто бы меньше, незаметнее. То ли убоялась его угрозы, то ли от ветра так защищалась.
— И мой тебе совет, дорогуша: не смей напоминать мне о себе до тех пор, пока не родишь. Принесешь свидетельство о рождении ребенка — поговорим. К тому времени я решу, на какую сумму ты сможешь рассчитывать. И все, больше никаких контактов, поняла?
Та вдруг заартачилась:
— Размечтался! Да я!.. Тебя… Да…
Словарный запас ее иссяк очень быстро. Она уставилась на собеседника умоляющим взглядом, с трудом пробившимся сквозь дремучий лес ресниц:
— Витенька, ты ведь меня любишь, ты забыл? Ты же говорил, что жить без меня не сможешь!
Владимир разозлился: что еще этот идиот мог наговорить? А он должен расхлебывать.
— Мало ли что я говорил, — наверное, не следовало бы так жестоко поступать с беременной подружкой брата, но он едва контролировал себя от злости: как эта безмозглая фря посмела подставить под удар Аришку?! Разве с ее стороны не подло было забирать у девочки отца? А мужа у Ирины? Так на что она сама рассчитывала? Заслуживала ли снисхождения? И добавил уж совсем бессердечно: — Мужчина в ответственный момент и не такого наговорит, сама знаешь, не маленькая. Все, что я тебе говорил, нужно делить на десять, и если ты этого не понимала — твоя проблема. Знала, что женат, знала про ребенка — какие претензии? Замуж захотела, детка? Так замуж по-другому выходят: в загсе с холостым, а не в постели с женатым.
И в эту минуту в его голову пришла гениальная идея. Он ведь не однажды слышал, что бабы мужиков цепляют, как глупых рыб, не только на настоящую беременность, но и на мифическую. А не тот ли это случай? Просто девочке надоело ходить в любовницах, вот она и…
— Короче. Какой, говоришь, у тебя срок?
Девица помедлила, потом промямлила не слишком уверенно:
— Восемь недель…
Владимир быстро подсчитал: восемь недель, это без малого два месяца. Выходит, ребенок должен родиться…
— Значит так. Если родишь не позже мая — будут тебе алименты. Если в июне — свободна.
Даже в свете покачивающегося на ветру фонаря Володя заметил, как ее глазки, в которых не было уже и намека на детскую наивность, чуть прищурились и блеснули злобой. Ага, милая, в самую точку!
Он ухватил ее за плечи — руки скользнули по гладкой ткани куртки — и слегка тряхнул:
— Ты ведь не беременная.
Та вырвалась, выскочила за калитку:
— Сволочь! Ка-ааазел! Я на тебя полтора года угробила, дебил!