Ее доклад начальнику управления занял пятнадцать минут. Котельников ни разу не перебил, не задал наводящих вопросов.
— Почему ты решила привлечь Марковцева?
— Евгений Антонович, на него можно смотреть двумя глазами.
— Открыто, что ли? — не понял генерал.
— Да нет. Одним глазом — как на бывшего главу группы особого резерва «Щита», другим — как на агента Главного разведывательного управления. — Скворцова для наглядности прикрыла сначала один глаз, потом второй.
— Он работает на ГРУ?
— Похоже, — неопределенно ответила она и подала совет: — Сделайте запрос через Главное управление контрразведки.
Котельников сделал проще — он связался с начальником разведуправления по спецсвязи.
— Чем вызван интерес к этому человеку? — спросил генерал армии.
— В данное время мы разрабатываем одну группу, на наш взгляд, причастную к финансированию террористов. В одном из вариантов, предложенных майором Скворцовой, рассчитываем на связи Марковцева с главным фигурантом.
— Много дыма. Рассчитываешь разогнать его с помощью женщины и на полном скаку? Более конкретно можешь пояснить?
— Извини, Игорь Александрович...
— Руками разводишь?
— Как ты догадался?.. После можешь поинтересоваться у Марковцева.
— Это само собой. Я перезвоню.
Начальник военной разведки перезвонил через десять минут. Перед этим Котельников с удивлением взирал на порозовевшие щеки Скворцовой. Мог поклясться себе, что слышит ее голос: «За каким чертом вы назвали мою фамилию?!»
Катя действительно негодовала на генерала. Она не готовила Марковцеву сюрприз, но ей было бы в сто раз легче встретить его иным образом.
— Скажи, куда и в какое время подойти моему человеку, — резко попросил начальник ГРУ.
— Профильный отдел на Большой Дмитровке.
— Наслышан об этой конторе. Хочу предупредить тебя, что Сергей Марковцев попал под правительственный указ, освобождающий его от уголовного преследования.
— Я преследую другие цели, — в тон собеседнику ответил Котельников. — Как оформим договоренность?
— Письмом на мое имя. Марковцева в нем отметь как подполковника.
И начальник ГРУ первым положил трубку.
Катя не могла настроиться на предстоящую встречу с Марковцевым. Она взяла за основу отправную точку, день 26 сентября 2001 года, когда они виделись последний раз. И мысли путались еще больше.
Она не переставала твердить Сергею: «Уезжай. Ты заработал денег, чего тебе еще надо?» А он все молчал. Один раз только воткнул, как всегда, что-то непроходимое: «Через три дня именины прабабушки Антихриста. Она родилась 29 сентября 1863 года. Отпраздную и уеду».
Тогда она вспылила: "Марковцев, у меня есть дела поважнее, чем просто смотреть на тебя. И мне не нужен деловой партнер". Сергей тоже поднял тучу пыли: «Ну и катись к черту!» Она обозвала его ослом.
Вот на этом они и расстались.
Катя любила Сергея. Она проплакала до самого дня рождения чертовой прабабушки. Как сопливая девчонка, она пыталась вспомнить другую дату, когда она полюбила Марковцева. Вот так, ни много ни мало. Наверное, поняла это, когда он, неожиданно остановив ее в коридоре профильного отдела, вдруг сказал: «Ты любишь меня?» Она покрылась румяной корочкой и... обозвала его дураком.
Прошло три года. Кого она увидит, осла или дурака? «Такую женщину просрал»! — ругалась Скворцова. У нее были мужчины, некоторые делали ей предложения, но ей хотелось настоящего уютного домашнего тепла.
Три года — это не три месяца. Оба изменились. Кате казалось — она поменялась больше. Вроде как состарилась. О, моль полетела. Не из вашего ли бюстгальтера?
Господи! — она ужаснулась сентябрю месяцу. Этот чертов Марковцев может поздравить с наступающим днем рождения. На дай боже, открещивалась Катя.
Она в десятый раз подошла к зеркалу поправить прическу, одернуть рукав приталенного жакета из коричневого букле и всякий раз видела позади чуть насмешливые глаза Сергея: «Прихорашиваешься?» Да, блин, делать мне больше нечего. Пару раз посмотрела, как сидят на носу модные очки в тончайшей оправе, даже придумала шутку. Марковцев спросит: мол, слабое зрение? А она немощно так ответит: очень слабое — ноль пять, слабее не бывает. И только что не рухнет головой на стол.
Нет, очки сразу надевать не стоит, с ними у нее лицо телевизионной национальности. Лучше естественно прищуриться, взгляд будет малость беспомощный, чуточку хищный и натурально недальновидный. Дура дурой.
Она припасла еще одну домашнюю заготовку. Выставит на стол бутылку вина и скажет-намекнет: «Зажиточная тетенька ищет компаньона со стаканом». И тут же возникнет какая-то гармония. У нее эротичные, соблазняющие духи «Диор Аддикт», трогающие сердце самого неприступного мужчины, у него одеколон «Балдессарини», этакий проводник самых благородных и мужественных помыслов. Она такая чернобровая и такая белолицая, а он ужасно талантливый. Круто.
Она рассмеялась. Как раз в это время вошла секретарша. И доложила. О ком — понятно.
Скворцова не успела ни сесть за стол, ни надеть очки, ни прищуриться. Она гнала прочь улыбку, отчего губы сложились в бантик, а со стороны казалось, она целует Марковцева на расстоянии. Едва она ослабила этот коварный узелок, как губы поползли в разные стороны. И еще одна попытка убить это непроизвольное изъявление самых что ни на есть подлинных чувств. Она стояла с поджатыми губами, с ямочками на щеках, соблазнительно пахла и материлась про себя. А Марковцев, эта сволочь, даже не поздоровался. Стоит и молчит, смотрит, ждет, когда заговорит хозяйка кабинета.
Катя взяла себя в руки, собрала пальцы в щепоть и поднесла к лицу:
— Ты чуть-чуть, — она немного раздвинула пальцы, — всего-то ничего — постарел.
— Вряд ли, — наконец-то услышала она давно забытый голос. — Между старым и коллекционным огромная разница.
— А-а... Так ты у нас из коллекции... Отрадно.
— Тренируешься?
Катя мгновенно насторожилась. Ей показалось, что Сергей во время ее ужимок перед зеркалом наблюдал за ней, проник в ее мысли и задал вопрос: «С отражением все в порядке?»
— В каком смысле — тренируюсь?
— От фонаря ляпнул, не обращай внимания.
Он подошел ближе и взял Катю за руку. За щепоть, которую она, как фигу, продолжала держать.
— С какими помыслами ты это делаешь? — спросила она, соображая, как взять инициативу в свои руки. Насколько она знала Марковцева, а знала она его хорошо, тот заходил в тупик от ее вопросов. Всегда коварных, заключалась ли в них логика, были ли они абсолютно бессмысленными.