Самолет в Варшаву должен был вылететь через пару минут. Что такое несколько минут в сравнении с задержкой на несколько часов! У пассажиров заметно спало нервное напряжение. Еще немного, и они будут у себя. Варшавский аэропорт Окенче встретит их вышедшими из строя кондиционерами, неразберихой и затерявшимся в тумане обслуживающим персоналом. Ядя заняла место возле прохода, объяснив Густаву, что не может сидеть у окна, иначе она будет следить, не оторвалось ли шасси. Она мечтала лишь об одном: чтобы никто ничего от нее не хотел, чтобы никто ничего не говорил, не требовал внимания, ответа, да и вообще какой бы то ни было реакции. Желание было самым скромным — пережить хотя бы ближайшие сутки. Потом следующие, всего-навсего…
Глядя на упрямого Готю, прилипшего носом к иллюминатору, Ядя размышляла, сколько она взвалила на своего ребенка. Растоптанная и слабая, как улитка в раздавленной раковине, для своего сына она представляла плохую опору. Скорее это он ее ободрял, а ведь ему было всего восемь… Разве можно от него ожидать, что он всегда будет рядом, готовый удержать ее от падения? Единственным задушевным другом у Готи в минуты детской грусти было то плюшевое чудовище. Но она и Раймонда у него отняла — из-за собственного эгоизма, патологической спешки. «Я — просто монстр, — подумала она, — обрекла ребенка на адские муки с безалаберной матерью и мерзавцем-отцом, которого и след простыл, прежде чем успели остыть его драные тапки».
Мешко полагалось быть другим — исключением, — но, если не учитывать его идиотского имени, в конечном счете, он оказался точно таким же, чужим и враждебным в своих решениях, ничуть не лучше тех людей, что каждый день толкают друг друга на улицах. Он поступил подло, гадко и безответственно!
При одном воспоминании о Мешко, о его запахе и его голосе у Яди темнело в глазах. Понимая, что прибегает к несправедливым и обидным обобщениям, она решила обходить мужчин за три версты, раз и навсегда очистить свою жизненную территорию от каких бы то ни было признаков присутствия этих существ, ваяя которые мать-природа явно схалтурила.
— Извините… Вы можете меня пропустить? Мое место у окна… к сожалению.
Ядя оторопела, не веря своим глазам:
— Вы это специально делаете?
— Что делаю?
— Преследуете меня из-за пары кроссовок! Вы психопат? Теперь так и будете меня донимать, пока я не наложу на себя руки?!
— Боже ж ты мой… Я лишь хочу сесть на свое место, — объяснил мужчина, приходя все в больший ужас.
— Классно! — Готя, наконец, оторвался от окна. — Я буду называть вас пан Сопля, хорошо?
Мужчина не успел возразить, так как загорелась надпись «Пристегнуть ремни». По направлению к ним бежала рассерженная стюардесса. Однако лицо ее постепенно утрачивало суровость; когда девушка была уже совсем близко, она расплылась в обворожительной улыбке, грудь ее резко подалась вперед, так что дернулись пуговицы на форменном пиджачке, а рука, потянувшись к голове, одним коротким движением освободила туго стянутые волосы, позволяя локонам свободно рассыпаться вдоль точеной шейки.
«Невероятно, — мелькнуло у Яди в голове. — Я что, принимаю участие в каком-то дурацком сериале? Что здесь происходит?!»
Тем временем возбужденная самочка подлетела к мужчине, который по-прежнему стоял.
— Это вы? О господи… Это и вправду вы?.. Ииииии!!!
Она повторила эту тираду еще несколько раз и умолкла лишь тогда, когда выруливающая на стартовую полосу машина резко накренилась влево. В результате этого зигзага стюардесса уткнулась зубами в металлическую ручку сервировочной тележки, опрометчиво оставленной в проходе.
— Хм… но… спокойно, я здесь инкогнито… Да, это действительно я. — Пан Сопля явно кокетничал, самодовольно поглядывая по сторонам и озаряя пассажиров белоснежной фарфоровой улыбкой, обошедшейся ему, надо думать, в кругленькую сумму.
«Вот дурак!» — Ядя с отвращением наблюдала за этой нелепой сценой, одним махом сводящей на нет все достижения феминизма за истекшие сто лет. Между тем оправившаяся от удара девушка, трясясь, словно в лихорадке, настаивала, что она сама застегнет этому Very Important Person ремни. Прежде чем исчезнуть в чреве хозяйственного блока, она еще раз споткнулась и налетела на свою не менее возбужденную коллегу.
— Ее совершенно добили ваши феромоны. — Готя повернулся к соседу. — Жаль, что у моей мамы искривлена носовая перегородка и ослаблено обоняние. Нет шансов, что она среагирует так на какого-либо мужчину. Разве что ей сделают операцию.
Ядя метнула на своего выродка уничтожающий взгляд, но чтобы хотя бы чуть-чуть придушить первородного, не было сил. Изнуренная событиями последних дней, она мечтала о ванне и чистых трусах. Эти желания на фоне по-прежнему интенсивно благоухающей «Rush» вызывали в ней все более сильную, почти атавистическую агрессию по отношению к чистому, холеному пижону. Не давала ей также покоя и мысль: кто же он такой, к черту? Актер мыльных сериалов? Эстрадный певец? Польский Чиппендейл [3] ?
От всех этих мыслей у нее голова пошла кругом. Она попросила бокал вина, потом еще один. Со вчерашнего дня Ядя ничего не ела и быстро ощутила ту специфическую легкость бытия, которую дает алкоголь. Готя спал, самолет мягко скользил среди облаков, сердце постепенно перестало кровоточить… К сожалению, неожиданно, ни с того ни с сего, проклятый желудок подкатил к горлу, выполнил тройной аксель и… Ядя вынуждена была признать, что сидящий рядом неопознанный VIP имел все поводы, чтобы крикнуть:
— Охти, мать твою! Это уж слишком, встретимся в суде!
Она с облегчением плюхнулась на мягкое сиденье такси, впереди ее сын развлекал водителя подробностями их перелета в Варшаву. Таксист время от времени поглядывал в зеркальце заднего вида. Черт подери, он только вчера поменял обивку сидений на роскошную ткань «Краски Сахары»…
Разумеется, после того как Ядю перестало рвать, в самолете началось настоящее светопреставление, а ей самой до ужаса хотелось провалиться сквозь землю. Все запрыгали вокруг VIP-жертвы, казалось, что спасать одежду этого особенного пассажира вот-вот прибегут сам командир экипажа, бортинженер и даже автопилот. До Яди никому не было дела — напротив, она вынуждена была умолять принести ей несколько бумажных полотенец. Готя, помогавший матери привести себя в порядок, время от времени всех пугал, заявляя, что его сейчас тоже вырвет (в салоне это вызвало новый приступ паники).
Когда самолет, наконец, приземлился, все более-менее утряслось. К счастью, август выдался на удивление жарким, тем не менее, встречающие в зале прилетов люди пережили шок, когда увидели пассажира в трусах, черных очках и с золотым браслетом на запястье. Остальная одежда волочилась за ним по полу, оставляя влажный след. Позади необычайного феномена с виноватым видом плелась Ядя. Ее взгляд невольно зафиксировал красивую игру мускулатуры на теле мужчины, упругие ягодицы и тщательно депилированную спину. Последнее особенно ее потрясло, потому что до сих пор она имела дело исключительно с волосатыми мужчинами. Ядя немного ускорила шаг и смогла разобрать вытатуированную над поясницей надпись: Verena forever [4] .