Ядя подумала, что Циприана трудно представить с лопатой в руках, но решила избавить Сарру от подробностей.
Как ни странно, Циприан откликнулся с большим энтузиазмом. В пятницу они загрузились в большую Улину машину и поехали в окрестности Варшавы.
— Интересно, а он сексуальный? — размышляла вслух мать троих детей.
Впрочем, детей она оставила дома. Роман, ее муж, из последней командировки вернулся на день позже, чем ожидалось, и был подвергнут суровому наказанию: следить за своим разновозрастным потомством. Трудно было сказать, кому от этого больше не повезло — ему или детям.
Уля, почувствовав свободу, вела себя настолько фривольно, что Ядя с тревогой покосилась на Густава, но тот был с головой поглощен постижением науки выдувания шариков из жвачки. Мастером в этом виде спорта был Циприан. Очень скоро оба покрылись липкими нитями изжеванной резинки, но Ядя и не думала возмущаться. Ее сердце захлестнула волна нежности, она даже поймала себя на том, что ей все больше нравится этот напыщенный придурок. И что она готова ему простить многое, потому что Готя сейчас покатывается со смеху, а это бывает так редко.
Когда машина подъехала к камню с надписью «Конец света» (здесь начинались владения Сарры), было уже совсем темно. Они вылезли из машины, пытаясь разглядеть во мраке хоть что-нибудь. Где-то поблизости был «экологически чистый» пруд, гордость Сарры. В данную минуту он напоминал о себе невыносимой вонью разлагающихся водорослей.
Ядя прошла к дому, поднялась на крыльцо и покопалась в старом садовом горшке с засохшей туей. В горшке лежал ключ. Сарры дома не было — она поехала в Варшаву встречать Мануэля и его петуха. Якобы из них двоих этот диковинный киви-киви [36] был даже в большей мере шаманом, и мексиканец не мог без него шагу ступить. Сарра предупредила подруг, что Мануэль считает птицу своим реинкарнированным предком и требует к петуху уважительного отношения.
Несмотря на поздний час, они взялись копать яму, в которой завтра утром должна была пройти целительная процедура очищения. На задах дома, неподалеку от рощицы, состоящей из шести чахлых березок, их поджидали лопаты, ведра и кирки.
— Можно подумать, мы здесь заметаем следы какого-то грязного дела и закапываем труп, — буркнула себе под нос Уля, отхлебывая из фляги. — Хотите? — протянула она металлический сосуд Циприану.
Циприан и Ядя сделали по большому глотку.
— Вам, наверное, не знаю даже… спираль какую-нибудь надо вставить, чтобы пить перестали, — проворчал заскучавший Готя, ковыряясь палочкой в кучке грязи.
Все вдруг насупились и стали дружно объяснять ребенку, что он сильно преувеличивает и его замечание неуместно.
К счастью, ноябрь заленился и не тронул землю морозцем, поэтому копать было относительно легко. Неподдающиеся участки, чтобы размягчить, поливали кипятком. Через два часа работа, однако, у всех уже сидела в печенках. Сарру и ее мексиканского колдуна поминали недобрым словом. Все трое мечтали лишь об одном, чтобы их оставили в покое вместе со всеми накопившимися токсинами.
— Все, хорош, — наконец скомандовала Уля. На всякий случай прикрыв выкопанную яму брезентом, они пошли спать.
У Сарры было шесть спален, и она заранее позволила им располагаться по своему усмотрению, велев оставить одну для Мануэля и его петуха. Все так устали, что, даже не умывшись, забрались с головой в спальные мешки (в доме было холодно, а топить не хотелось). Сквозь сон Ядя слышала, как приехала ее подруга с гостем. Однако восстановить силы после тяжелого физического труда им не удалось. В два часа ночи все собрались в кухне, разбуженные громким храпом шамана и пением его пернатого предка. Так они и встретили рассвет — за кухонным столом.
Утром в кухню вошел сияющий Мануэль. При виде шамана у Ули и Яди из рук выпали чайные ложки, которыми они ели прямо из банки падевый мед. В дверях стоял маленький босой бородач с черными кудряшками на голове и задиристым петухом на плече. Мексиканец был почти без зубов и без левого глаза. Он широко улыбнулся во весь свой беззубый рот, подошел к столу и засунул в банку с медом указательный палец с Широкой каемкой грязи под ногтем. Облизал его, он довольно причмокнул, а потом запечатлел на лбах всех присутствующих отеческий поцелуй.
На этом цирк не закончился. Ядя с ужасом наблюдала, как шаман вынул из кармана своей видавший виды одежды горсть странных зерен, разгрыз их единственным зубом, дал поклевать птице, а потом закинул остатки себе в рот.
Петух привел всех в замешательство. На смеси ломаного английского и испанского Мануэль предостерег всех — Тлалок необычайно обидчив. Имя Тлалок, пояснил он, означает ацтекского бога дождя, а также эпоху так называемого Третьего Солнца, когда на людей обрушилось бедствие в виде «огненного дождя». По древним колумбийским преданиям, в эту эпоху выжили только куры и индюки.
Пересилив себя, Ядя пообещала Тлалоку, что уже никогда не съест ни одного его сородича. Петух моргнул ей красным глазом, наклонил маленькую головку и захлопал окрашенными в ядовито-зеленый цвет крыльями.
«Боже мой, он мне не верит…» С этой минуты Ядя была убеждена, что Тлалок, или как там его, читает ее мысли. На всякий случай она пересела на диван поближе к Циприану, и тот непроизвольно обнял ее. Танцора явно забавляло все происходящее, и Ядя с облегчением вздохнула. До этого она опасалась, что, если и дальше пойдет в том же духе, Циприан примет их за банду психов и немедленно уедет. Но, похоже, она ошибалась. Циприан весело подмигнул ей и потянулся за гренкой.
После завтрака Мануэль приказал соорудить над ямой шалаш из еловых ветвей, после чего прогнал всех и занялся разжиганием магического огня.
Ровно в полдень, когда солнце стояло высоко на безоблачном небе, на пороге гостиной появился Тлалок и диким взглядом оглядел всех сидящих у камина. Повисло натянутое молчание.
— Что надо этой глупой курице? — спросила Уля.
Услышав это, Тлалок издал грозные клокочущие звуки, и перепуганная замужняя дама натянула на голову капюшон спортивной куртки.
— Что ни говорите, но это ненормально… — заключил Циприан.
Ненормальность была настолько очевидной, что на всех разом напал смех, с которым невозможно было справиться. Смеялись до тех пор, пока возле петуха не появился шаман, который по-испански отчитал Сарру.
— Он спрашивает, почему мы не послушались Тлалока и не пришли в яму…
— Мама, я не пойду ни в какую яму! Я не хочу умирать! — У Готи сдали нервы.
— Не волнуйся. — Сарра ласково погладила мальчика по щеке. — Ты останешься со мной на кухне.
— Как это? Ты не пойдешь?! — в один голос закричали девушки.
— Я не могу, у меня клаустрофобия. А кроме того, мне надо приготовить что-нибудь поесть.