Сонни был сильнее и опытнее Михея. Он был жестче. И после его броска Михей ударился спиной о бетонный пол, не успев сгруппироваться. Сонни походил на рестлера, когда, подпрыгнув, поджал одну ногу и обрушил этот тяжелейший удар в грудь противнику. Не мешкая, занес руку для решающего удара.

В последний миг он поборол себя и быстро встал на ноги. Он уступил эту работу своему агенту.

– Разберись с ним, Виктор. И с этой тоже. – Он кивнул на Вики. – Финишируй здесь, – смикшировал он английское и русское слово.

Он помог Берчу подняться с пола. И только сейчас досадливо поморщился. Выходило, что амбиции взяли верх над разумом, над трезвым расчетом. И начало лежало в желании произвести впечатление, подготовить небывалую презентацию под названием «конец – всему делу венец». Он хотел завершить операцию красиво. И только в этом видел свою промашку. Он был «мусорщиком» новой волны. И вокруг все новое. Он не мог использовать в работе только старые приемы. Это все равно что ехать по обочине, поднимая пыль, когда на расстоянии поворота руля – асфальтированное шоссе.

Шероховатости. Шероховатости.

Никогда, никогда и ни у кого не получится научиться чему-то на чужих ошибках.

Берч хромал. Захромала и его «убойная сила». Почему Михей оказался сильнее Скоблика? Ответ на этот и другие вопросы придут. Но не здесь и не сейчас.

Волна адреналина догнала Сонни на выходе из дома. Запоздалая? Нет. Она пришла вовремя. Снова дает знать о себе протест против убийства. Внизу один человек убивал другого...

* * *

Скоблик поднял пистолет и прицелился в Михея. Наверху вдруг раздался шум. Это Дикарка, придя в себя, попыталась заблокировать дверь в подвал. Однако Сонни сломил ее сопротивление, и она кубарем скатилась вниз по лестнице.

Для Михея эта пауза стала решающей. Он прыгнул на Скоблика и сшиб его с ног. И первым успел к выпавшему из рук товарища пистолету. Скоблик навалился на него и схватил за горло. Лицо Михея побагровело. Он смог выдержать только несколько секунд. И нажал на спуск. Пуля попала Виктору точно в сердце, и шансов выкарабкаться у него не было.

Михей рванул вверх по лестнице. Как будто его манили громкие голоса, шум машин и спецсигналов. Сонни Новелла стоял к нему спиной и с поднятыми руками. Спереди на него смотрели несколько десятков стволов в руках бойцов ситуационного центра, в спину – только один. Боясь, что опоздает, что кто-то другой влепит ему пулю, Михей окликнул Новеллу.

Сонни обернулся.

– Это тебе за Скобликова, сука!

Михей выстрелил.

Уже во второй раз он говорил эти слова. Он убивал второго человека за одного.

Вместо эпилога

Главврач нейрохирургического отделения встретил Александра Матвеева отнюдь не радужным взглядом. Он был бы рад сообщить о выздоровлении пациентки, но...

– Она бредит наяву, – заявил он, вышагивая по коридору больницы; Матвеев еле успевал за ним. – Поначалу я заподозрил симуляцию, потом...

«Чего-то он недоговаривает», – подумал обеспокоенный Матвеев. В первую очередь беспокойство было связано с дачей, где «все прет и тянется к солнцу», где его поджидала непрочитанная книга. Он мысленно тянулся к ней, к странице с загнутым углом. Его манила новая дорога: наконец-то он сможет подъехать на «Порше» прямо к воротам, фактически в любую погоду, и выбросить из головы мысли о более подходящей марке.

– Может, я сумею распознать, симулирует она или нет, – понадеялся Матвеев.

– Распознать? – усмехнулся врач.

– А что, разве болезни не распознают?

– Не уверен, – рискованно отозвался нейрохирург.

– Да, – вслух посетовал полковник. – Пациентов в этом деле хоть отбавляй.

Сонни Новелла, которого лично Матвеев назвал не иначе как «этот мудак», перенес две операции, состояние его тяжелое, но стабильное. Что же, ему потребуется много здоровья. От длительного срока его может спасти только президентское помилование.

– У вас пять минут, – предупредил врач Матвеева, оставляя его один на один с пациенткой.

Матвеев приготовился было выслушивать бред натурально сивой кобылы, лежащей на койке, как вдруг Тамира подмигнула ему и протянула руку. Полковник ответил на рукопожатие.

– Как там Михей? – спросила Дикарка. – Видели его?

– Не хочу его видеть, – откровенно признался Матвеев. – Но я заключил сделку с одним человеком, и, думаю, нашего парня скоро отпустят. И тебя скоро выпишут. И Вики Миллер скоро выпишут – прямиком на родину.

Тамира рассмеялась.

Матвеев выдержал паузу и в лоб спросил:

– Ты чего здесь «выкашиваешь»?

– В каком смысле?

– Врач сказал, что ты бредишь наяву.

– Брежу? В смысле неотвязно мечтаю?

Тамира нахмурилась. Вчера ей приснился сон. Она звала собаку по имени... И сама была похожа на брошенную суку. Она была готова завыть от тоски и безысходности. Она один в один походила на героя одного из романов Джона Гришема: у белого адвоката, взявшегося защищать черного, куклуксклановцы спалили дом, запугали его близких. «Дайна!..» Она уже отчаялась звать свою любимицу громко, ее хватало только на полголоса. И совсем тихо: «Сука...» Дайна – вполголоса и безо всякой надежды. Сука – тихо и обреченно, обвиняя собаку за то, что она умерла, что ее нет; это она виновата. «Дайна...» Она зачерпывала из детской песочницы песок и, расслабив пальцы, сцеживала его на землю. Соседи из сожженного дома смотрели на нее, как на прокаженную. Их отношение к ней ничем не отличалось от ее – к собаке: они считали ее, жертву, виновной и в этом случае, и в остальных грехах тоже. На нее посыпалось бы больше проклятий, если бы она была мертва: об этом мертвом ничего или только плохое. «Дайна...» Она бы не стала называть так собаку. Ей ее подарили с такой кличкой. Еще один жалобный стон, и она проснулась. Она так и не дождалась собаки. Она пропала. Навсегда.

– Ничего я не брежу, – сказал Тамира. – Просто врач спросил, о чем я думаю, я ответила: о человеке по имени Виктор. Кличка: Скоблик. Профессия: диверсант. Базовый опыт: 90 очков. Профессиональный уровень: 95. Умер: два раза...