— Понятно, — протянула я.
— Я бы не выжил в бизнесе, а тем более в банковской среде. Так что никогда не думай, что я размазня, только потому, что я позволяю тебе делать со мной все, что угодно. Я люблю тебя и верю тебе. Поэтому я такой. Но за тебя я глотку перегрызу любому. Мне страшно повезло, что я совершенно случайно застал тебя свободной. Один шанс на миллион.
— Я тоже люблю тебя, — прошептала я. — Хоть ты и не размазня.
— Господа, я не представляю, что нам делать. Время — девять часов, еды у нас почти нет, Шурка плачет.
— Бедный ребенок, — взвилась я и понеслась к ней. Она сидела у окна и таращилась на снежинки.
— Шуренок, как ты?
— Я нормально, мам.
— Неправда. Если бы я перенесла такое, я не была бы нормально, — обняла я ее Плечики у нее затряслись. Господи, какая худющая.
— Ма, ну почему ему на нас наплевать? Три года не был и заявился только права качать.
— Скажи, ты не сердишься на меня, что я не хочу его пускать? Руслан правильно сказал. Если вы захотите, вы сможете видеться сколько угодно.
— Конечно, мам. Я все вижу. Ты любишь этого дядьку, хоть это и так странно.
— Что странно? — усмехнулась я.
— Ну, любовь в таком… возрасте.
— В преклонном?
— Ну, да.
— Спасибо, детка моя, — раздался легкий стук в дверь.
— Девочки, я тут подумал, а не переместиться ли нам отсюда в одно очень неплохое местечко? Там тоже можно при желании предаваться печали!
— А мама? — не поняла я.
— А маму мы обязательно возьмем с собой. И таблеток прихватим, праздновать, так праздновать, — заявил совершенно довольный Руслан. А действительно, чего ему грустить, если я на месте.
— Поехали! Мам, собирайся, одевай драгоценности и платье. Едем встречать новый год.
— Куда это на ночь глядя? — возмутилась консервативная маман. — Тоже придумали. Деток только будоражить после такого, — конечно, дай волю моей маме, она будет бередить любую мало-мальски болезненную точку до тех пор, пока не расковыряет в кровавый шрам.
— Ставлю на голосование, — проорал, дурачась, Руслан. — Кто за то, чтобы немедленно отправиться в крутой клуб с итальянским рестораном, бильярдным клубом, боулингом и кислотной дискотекой?
— Я! — задрала я две руки. Шурик, утерев слезу, прагматично прикинула, что трагедия может и подождать, а вот халявная тусовка за счет материного хахаля может и накрыться. Она прикинула и приняла правильное решение — протянула руку и, заодно, вытянула и Анькину для контроля.
— Итак, принято единогласно. — Подвел итог Руслан.
— Я не согласна, я против, — уперлась мама.
— Я вас уверяю, дорогая теща, что это не имеет абсолютно никакого значения. Если вы устанете, самое быстрое такси домчит вас сюда за пять минут.
И мы поехали. Такого Нового Года я больше не помню. Собственно, я и из этого Нового Года мало что помню. Руслан моментально по прибытии нашел какую-то работницу ресторана, которую выкупил в качестве няни следить за Шуркой, Анютой и особенно за мамой. После чего принялся поить меня всякой гадостью, целовать и тискать по темным углам. В двенадцать часов мы пьяными пальцами, сбиваясь, набирали номера всех знакомых подряд и поздравляли их. Кажется, еще Руслан всех все время приглашал на свадьбу, как-то позабыв, что для порядку надо все же дождаться развода. Девчонки расслабились. Анюта быстро облопалась всякой дрянью со шведского стола и заснула перед огромным жидкокристаллическим экраном, демонстрирующим в режиме «до полного отлета крыши» мультики. Маман чинно восседала этажом ниже, в итальянском ресторане, а подкупленная нами девушка-официантка загадывала ей загадки, спрашивая, не желает ли мадам Галетто Аль Маттоне или Фаттучини Болоньезе. Маман тихо шалела от роскоши, заедала эмоции валерианкой и рассказывала соседкам по столу, что наконец-то ее непутевая доченька сподобилась к сорока годам поймать в сети нормального мужика. Шурик до стирания башмаков наплясалась под дикие звуки какого-то нереального кислотного «хаоса», перезнакомилась с диджеями, и, кажется, даже подвыпила пива украдкой из чьей-то бутылки. Я бы ее непременно отругала, если бы сама не вела себя совершенно непристойно. Однако факт остается фактом. К утру Шурец смотрела на Руслана гораздо теплее, чем вечером, когда она геройски планировала его терпеть только ради счастья матери. А что касается меня? Я была счастлива. Безобразная сцена, устроенная моим бывшим, хочется надеяться, мужем, стерлась из моей памяти с первыми поцелуями и я летела в объятия своего единственного мужчины, забыв обо всем. Наступил новый, две тысячи третий год. Я не очень-то разбираюсь в гороскопах и не знаю точно год это Быка или Обезьяны. А может быть, Совы или Олененка. Но я уверена точно, что это наш год, год Руслана Пригорина и Ольги Петровой.
Москва декабрь 2004 г.