Галя с Елизаветой Филипповной дружила с малолетства. И при этом между ними не наблюдалось этакого женского кокетливого междусобойчика. Бабушка не изображала подружку, а Галя всегда помнила, что бабушка – это целых два поколения назад и говорить с Елизаветой Филипповной обо всем, как с приятельницей, значило бы ставить ее в неловкое положение.
– Переезжай ко мне, к школе ближе, мне веселее, да и отдохнешь от вашего столпотворения, – предложила как-то Елизавета Филипповна, глядя, как Галя нехотя собирается домой.
Отец с матерью не спорили – дочь можно было отпустить хоть к пингвинам и точно знать, что пингвины через месяц будут аккуратно застилать кровать и держать в чистоте уши и шею. Галя была на седьмом небе от радости. При всей необъятности квартиры на Котельнической набережной, уединение найти там было сложно – братья, сестры, их друзья, обязательный родственник или родственница, гостившие подолгу. Галя из всех детей была самая серьезная и обстоятельная – любительница серьезного чтения, долгих занятий, она нуждалась в одиночестве.
Переезд был скорым – водитель Николая Кузьмича перевез три большие сумки с одеждой, обувью и книгами.
Елизавета Филипповна жила в старом доме. Дом когда-то был доходный, потом коммунальный, потом с отдельными квартирами, особенностью которых были прихожие в виде одиннадцатиметрового коридора. У Елизаветы Филипповны все это пространство было заставлено узкими темными шкафами, отчего квартира приобрела вид мрачного пенала. Впрочем, комнаты, а их было две, были светлыми – по два окна в каждой. Маленькую отвели внучке. Галя посмотрела внимательно на углы, на пол и устроила ремонт. Свежие обои, отциклеванный паркет, побеленные потолки – и после этого даже одиннадцать метров темного дерева при входе стали выглядеть веселее. Что удивительно, Елизавета Филипповна, боявшаяся всяческого движения вокруг себя, все эти хлопоты восприняла доброжелательно.
– Правильно, скоро к тебе будут молодые люди ходить, а тут стариковским духом пахнет.
– Бабушка, не выдумывай, просто у тебя по углам уже паутина висела.
– Она не просто так висела. Там, где живут пауки, не водятся тараканы. Запомни это на всю жизнь. Я как биолог тебе это говорю. Впрочем, где грязи нет, там тоже тараканы не заведутся.
Когда бабушка, в прошлом ученый-биолог, говорила про паутину, Галя ей верила, а когда речь заходила о молодых людях – нет. Не верила Галя, что к ней в гости будут ходить молодые люди. Но с бабушкой не спорила и не рассказывала ей, что этот переезд из Котельников на Бронную для нее, пятнадцатилетней московской школьницы, был все равно что отъезд тургеневской барышни на воды Баден-Бадена. Галя с готовностью сбежала к бабушке, потому что безответно влюбилась в своего соседа Андрея Тишкова. Этот молодой человек с орлиным взором серо-голубых глаз был начинающим хоккеистом. На два года старше Гали, он сумел вскружить ей голову своим решительным броском шайбы в ворота противника. Отец, случайно смотревший матч юниоров, произнес:
– Смотрите-ка, Андрюша-то наш звездой скоро станет!
Галя рассеянно посмотрела на экран телевизора и поняла, что пропала. Соседу, с которым она еще вчера бегло здоровалась, рукоплескали трибуны, относительно его дальнейшей спортивной карьеры комментаторы состязались в самых смелых прогнозах, а он только небрежно отталкивался от щербатого бортика и стремительно скользил в гуще противников. Иногда камера выхватывала его лицо, усталое, с темным румянцем и горящими глазами. Было видно, что он захвачен игрой, что ему нет дела до того, как он сейчас выглядит, и до возможно скорой славы. Галя только на экране увидела, как красив ее сосед.
– Привет, я тебя по телевизору видела! Ты отлично играл! – Галя встретила парня через несколько дней и не могла не остановиться. Она даже не понимала, что говорит и как выглядит. Сердце у нее билось до боли в горле. Сосед остановился и улыбнулся:
– Ты не видела, как я играл на первенстве Европы! Вот это была игра! Мне самому понравилось. А это – так, разминка!
Тишков махнул рукой и заспешил было из подъезда.
– Ты что – болельщица? В хоккее петришь?! – приостановился он вдруг на мгновение. – Так я тебе билеты достану. На любую игру, только скажи, какого числа! Сейчас многие девчонки увлекаются.
Галя, находясь в том же оцепенении, только кивнула:
– Достань, пожалуйста! На любой.
– Что, на любой?
– На любой матч.
– Заметано. Завтра зайду к тебе, ты же в 86-й квартире живешь?
– Да, – кивнула Галя, чувствуя, как краснеет.
– Пока. – Тишков махнул рукой и исчез за массивными входными дверями.
«Понятно, что многие девчонки увлекаются, – по-женски язвительно подумала Галя, – когда такие хоккеисты играют».
И Андрей Тишков принес ей билеты, а она, одетая совсем не так, как обычно, напоила его чаем, краснея, пыталась вести какой-то разговор, а когда в комнату прилетели младшие братья и влезли в беседу, прикрикнула на них так, что один даже обиделся до слез. Галя, раздраженная, что и двух слов нельзя сказать с гостем без посторонних, вдруг пожаловалась:
– У нас просто вокзал! Ты же будешь играть, да? Можно будет поговорить потом?
Тишков улыбнулся довольно:
– После игры? Поговорим, попробуем!
Через несколько месяцев, когда уже Галя по именам знала не только сборную страны по хоккею, но и сборную Канады, раздался ночной телефонный звонок.
– Галю можно? – Женский голос в трубке был встревожен.
Николай Кузьмич, поднявший трубку спросонья, с перепугу перебрал всех своих родных сестер.
– Маша, ты?! Нет, по голосу не узнаю! Надя? Что случилось, слышно так плохо!
– Нет, извините, это знакомая Гали. Она мне срочно нужна!
Николай Кузьмич детям доверял, а потому без лишних вопросов передал дочери трубку:
– Галка, тебя спрашивают! Говорят, что-то случилось!
Галя, почти ничего не соображая, подскочила к телефону:
– Алло! Я слушаю!
– Галя! Вас срочно просит прийти Андрей! Он заболел, ему очень плохо, но он не у себя дома. Он на Солянке, дом номер четыре, квартира двенадцать. Он очень просит прийти именно вас.
– Сейчас же… – Галя осеклась. С Андреем что-то случилось, ему нужна помощь, а она думает про то, который сейчас час.
– Папа, мне нужно срочно уйти. Я тут, недалеко, на Солянку.
– Дочь, ты с ума сошла, я тебя не пущу.
Николай Кузьмич был отличным отцом. Он посмотрел на Галю, понял, что ничего не понимает, но сказал:
– Я тебя провожу. Только до дома. И подожду, все-таки два часа ночи.
Галя не стала спорить, быстро собралась, и они пошли на Солянку. На улице было морозно и оттого торжественно – снег был крахмально-белым, старая церковь, освещенная снизу, главенствовала над остальными домами, шаги в тишине подчеркивали пустоту ночного города. Галя вдруг вспомнила, что совсем недавно, точно в это же время суток, только в новогоднюю ночь, они с Андреем гуляли вокруг высотки. Вернее, они даже не гуляли, они столкнулись в подъезде – Галя спустилась угостить консьержку Жанну Павловну новогодним тортом, а Андрей вошел с улицы.