– Господи, да что же лучше – врать всем и скрывать отношения или честно все сказать и решить, как быть дальше?!
– Я впервые в жизни не знаю. Вранье, неточность, умолчание – я никогда не видел большого греха. Но теперь, когда это касается тебя, твоей семьи и наших отношений… Видишь, как все непросто! У тебя хватит сил и решимости. Ты представляешь, как трудно будет сказать обо всем Вадиму? Конечно, твоя любовь – это твое личное дело, но ты с ним связана вашим общим будущем. Точно так же, как я буду связан с тобой. Меня не может это все не волновать. Наша любовь, твой талант и твоя карьера…
– У меня новость. – Аля сделала паузу. – Я переезжаю. Я сняла квартиру неподалеку от Зальцбурга, на полпути сюда. И мне, и тебе будет удобно добираться. Это будет мой первый шаг. Теперь мы будем встречаться там. Пока это будет наш дом. Сейчас там идет ремонт, когда все будет готово, я дам тебе знать.
– Это…
– Это я сделала на свои деньги. Я получаю неплохую стипендию и иногда выступаю на концертах. Теперь мне за это очень хорошо платят. Вадим Алексеевич к этим деньгам отношения не имеет. Когда квартира будет готова и я перееду, я обо всем ему расскажу. Сама. И тогда…
Аля осеклась – она вступила на запретную территорию – до сих пор они по умолчанию не обсуждали будущее.
Вадим запомнил тот вечер, когда Аля, сославшись на чье-то предложение, отказалась с ним встретиться. Он был огорчен, но не обижен и даже не задал себе вопрос, почему студентку позвали на прием по случаю открытия нашумевшей выставки современного искусства. Он был огорчен, что не сможет рассказать о последних московских новостях, о том, что они уже записали первый диск на новом студийном оборудовании, что рекламная кампания, которая стоила больших денег, принесла свои результаты – к ним обратилась солистка одной из известных рок-групп с просьбой заняться ее сольной карьерой. Вадим хотел рассказать о том, что страхи и сомнения позади, что благодаря правильно разработанной программе действий о них стало известно в музыкальном мире – за очень небольшой срок они совершили почти невозможное. Вадим ценил общение с Алей – то, что она приняла его предложение в тот самый первый, решающий момент, когда он сам еще не был до конца уверен в своих силах, cделало ее единомышленником. К тому же превращение Али в яркую красавицу не прошло для него незамеченным – он, любитель всего неяркого и спокойного, вдруг оценил жгучесть глаз, бледность лица, роскошь густых длинных волос. Вадим получал почти эстетическое удовольствие от лица Али. По натуре он был однолюбом, привыкал к людям тяжело, но еcли прикипал, то навсегда, прощая очень многое. Именно это качество сейчас и останавливало его от развода. Жить с Галей стало нелегко, а ведь когда-то это было даже невозможно себе представить. Вспоминая весь их путь к раздражительному сожительству, Вадим ужасался тому, как просто и быстро исчезает то, что порой кажется незыблемым. «Куда это все подевалось – доверие, ласка, понимание, ну хотя бы спокойствие?! Только ли я виноват в том, что семья потихоньку разваливается!» Вадим болезненно переживал происходящее, но мысль о том, чтобы уйти от жены, даже не приходила ему в голову.
Cосредоточенный на делах – управление уже достаточно большой компанией отнимало почти все время, – Вадим не замечал, что происходило с Галей. Он видел только внешнюю, некрасивую, беспокойную сторону, но никак не мог заглянуть в ее душу. Галя же страдала, но объяснить свое страдание не могла – глупо же столько времени ревновать, тем более что муж никуда не уходил, был рядом с ней, зарабатывал хорошие деньги и всегда проявлял к ней внимание. Галя переживала, понимая, что муж ее еще любит, что в их семье все еще есть вежливость и влечение друг к другу, но не осталось главного – душевной близости.
Отлучки Вадима из дома стали более частыми, командировки становились длиннее, а рабочий день превысил все нормы забытого к тому времени КЗОТа. Где-то в глубине души уже появилась маленькая будоражащая мысль о том, что проблему несхожести взглядов можно решить как-то безболезненно, а именно долгим отсутствием в доме. Теперь, пользуясь любым случаем, он посещал Зальцбург.
Впрочем, тот самый вечер, когда Аля уехала с Тениным, оказался в определенном смысле полезным. Вадим провел все время в отеле, пытаясь разобраться в еще одной проблеме. Эту проблему звали Юрием. Отношения с братом испортились, хотя каждый из них не предпринял ни одного резкого или необдуманного шага. У них не было пересечений в бизнесе, друзьях, а домашние вопросы регулировались через мать. Но после того памятного визита к Тенину Вадим чувствовал необъяснимое раздражение всякий раз, когда упоминался брат. Это раздражение было настолько сильным, что он даже накричал на мать, когда та вздумала похвалить младшего сына.
– Мам, я слишком хорошо знаю Юру. И если бы у меня была дочь, я бы не хотел, чтобы она встретила такого человека. Меня уже не волнуют его проблемы, хотя когда-то я пытался найти с ним общий язык.
– Видимо, ты пытался сделать это достаточно поздно. Когда он вырос и поддержка старшего брата оказалась ему не нужна. – Варвара Сергеевна вздохнула. – Я во многом виновата. Но и ты, Вадим, ты должен был быть к нему внимательнее.
– Мама, я не умею быть внимательным. Я это понял очень поздно. Так уж я устроен. У нас у каждого есть чего стыдиться и из-за чего переживать. Но Юрий… Он – безответственный, удачливый лоботряс. А тряхни его жизнь, от этого светского лоска ничего не останется!
Варвара Сергеевна онемела от таких страстей – в интонациях старшего ей почудилось не раздражение, а злость…
– Что с тобой, вы поссорились? – Мать не так-то просто было смутить. – Так ты зря на него обижаешься. Он всегда говорил, что с Алей ничего не выйдет. Не одна я так думала.
– С чего ты взяла?! Во-первых, я его не спрашиваю! Мне не нравится, когда ничего не понимают, а суют свой нос. А во-вторых, цыплят по осени считают! Пусть наш младшенький хоть чего-нибудь добьется в жизни. На отцовских деньгах и связях можно выехать, да только ума для этого большого не надо! Что он из себя представляет?! Пока – ничего! Только красиво говорит, как всегда! И очки втирает дурочкам!
Дальше мать расспрашивать не решилась, а Вадим неожиданно для себя вслух произнес то, что его волновало. Тогда у Тенина, пока Вадим отмалчивался в углу одного из диванов, Юрий вовсю флиртовал с Алей. «Эти светские приемчики – не отличишь вежливость от развязности!» – думал тогда Вадим. И вдруг давнее детское несоответствие в характерах и взглядах превратилось в злое предубеждение против брата.
Еще его удивил Тенин, откровенно поощрявший брата. Казалось, ему доставляет удовольствие то напряжение, которое чувствовалось в гостиной. С этого момента даже мысленно примириться с братом было невозможно. Вадима изматывал бесконечный мысленный диалог с Юрием, в котором он его обвинял и в черствости к умирающему отцу, и в транжирстве деньгами, и в легкомысленном отношении к многочисленным подругам. Темная история с забеременевшей совсем юной девушкой до отца не дошла, но только потому, что мать тогда встала на защиту сына, отрицая даже гипотетическую возможность подобной неприятности. Только Вадим знал, что это правда, и, никому ничего не говоря, помог однажды деньгами молодой маме. Все это теперь подогревало недовольство братом и в минуты плохого настроения. «Может, я не прав, все-таки брат. Родство подразумевает снисходительность, но… нет доверия к нему. А потому я не хочу, чтобы он касался моей жизни и моего дела!»