Одноглазый лейтенант шагает вторым и дублирует по цепочке сигналы. Следом за командиром неслышно ступают по земле ботинки Пантеры. Пантюхин отчетливо слышит передвижение боевиков, а те, как и положено, не чуют за собой поступь смерти. Она в руках четвертого в колонне, Подкидыша, других разведчиков и замыкающего Злодея, который раскатал шапку и щурится из сплошной широкой прорези для глаз. «Страшен Злодей в гневе», – подкалывал Чернова Подкидыш. Только на эту реплику добрел лицом здоровяк.
Через сто метров боевики полезут по насыпи. Скутер еще больше сократил дистанцию до крайнего боевика, сейчас их разделяло не больше двадцати метров. Остальные разведчики подошли ближе. Рации давно выключены и убраны, чтобы не мешали во время боя. Наготове спаренные магазины, гранаты.
Все, первый боевик полез вверх. «Дикий ребенок гор», – усмехнулся Скутер, подавая сигнал и уступая место центровому Скумбатову.
Это не первая подобная операция в горах. В таких же условиях «чертова дюжина» ликвидировала банду Апти Хумаданова, численностью пятьдесят человек. Тактика известная и хорошо отработанная.
Дно ущелья в этом месте колебалось по ширине от пятидесяти до пятнадцати метров. Оно было завалено обломками деревьев и ветками, скатившимися валунами и осколками базальта. Несколько секунд, и разведчики полукольцом распределилась по всей ширине, заняв выгодные позиции.
Командир поднял руку высоко над головой и, подержав ладонь открытой, сжал пальцы в кулак: это был сигнал к бою.
Из двенадцати точек по боевикам ударили автоматы. Фланговые снимали тех, кто забрался на кручу, остальные клали только что приготовившихся к подъему, но не готовых защищаться боевиков.
Главное – внезапность, с поправкой на местность, учет погодных и прочих условий; умение распределиться рационально, умно; просчитать действия противника и в этом идти на шаг впереди него. И прочие «мелочи», которые диверсант берет на вооружение и использует их с максимальной эффективностью.
Вслед за длинными очередями пошли короткие, более прицельные. Разведчики, подныривая под поваленные стволы деревьев, обходя валуны, неумолимо сужали полукруг.
Скутер выдвинулся вперед и залег под скалой, чтобы швырнуть гранату и укрыться от осколков.
– Пригнись!
Взрыв. И массированный огонь в район взрыва.
– Пригнись!
– Пригнись!
Осколки гранат доставали боевиков в любой расселине.
Став командиром расчета, Скумбатов не изменил своей манере вступать в открытый бой первым. Если Скутер в отряде был вроде ищейки, то Один-Ноль походил на борзую. Он брал с места и давил противника своей смелостью. Особенно сейчас, когда погибнуть в бою было бы лучшим исходом. Но...
«Хрен вам! – отпускал Один-Ноль по бандитам автоматные очереди. – Не дождетесь!»
Не пригибаясь, он в полный рост пошел на прямой контакт, почти в упор расстреливая боевиков.
Следом, едва успевая за командиром, в самой гуще оказался Пантера.
Рукопашная. Совсем необязательная. Но бойцы отыгрывались. Брали и не свое, и не чужое, они играли со смертью, отступая от всех правил и, как назло – ВСЕМ назло, – выигрывали.
Автомат за спину, нож в руку – и вперед.
Юркий Пантера легко ушел от удара чеченским кинжалом и послал бандиту одну из своих лучших улыбок. Обманное движение корпусом, сильный удар ногой в коротком прыжке, и нож Пантеры бьет противника под подбородок. В трех метрах еще один боевик готов помериться силой с русским десантником. Пантера подкинул нож, поймал его за лезвие, коротко замахнулся и метнул в противника. Теперь в руке убийственный мачете, поистине – топор мясника.
В глазах лихорадка, на губах улыбка, а в горле тугой ком. Попали ребята. Если бы боевиков была сотня, последних разведчики добивали бы со слезами на глазах, как крокодилы.
Хруст врезавшегося в шейный позвонок ножа, и последний бандит падает к ногам Пантеры.
Все. Можно плакать, можно смеяться. Можно отмыть лица и руки, поливая друг другу из фляжки. Или, как в кино, оставить все как есть и припереться в расположение роты перепачканными кровью вампирами. Все равно.
* * *
– База, Один-Двенадцать на связи. – Скумбатов держал в руках документы, извлеченные из карманов убитого бригадного генерала. – Пиши высоту... Обнаружил и уничтожил отряд Хамзата Турпалова. Личность установлена. Помощь не требуется. Конец связи. – Один-Ноль убрал радиостанцию и протянул руку к Пантере: – Дай докурю.
Обжигая пальцы, одноглазый лейтенант тянул горький дым, чувствуя на обветренных губах кипящую табачную смолу.
– Не грусти, командир, все пройдет, – улыбнулся Пантера, достав еще одну сигарету. – Знаешь, мне сон странный приснился. Будто Запевала вернулся. Правда, постаревший. Собирает он нас и давай гонять по плацу. Мы вышагиваем, честь ему отдаем. А он вдруг поворачивается и уходит – прямо за горизонт. И фигура не меняется – вроде и близко он, и в то же время далеко. Я думаю, к чему мне это приснилось? – Пантера помолчал. – Сон-то неплохой, правда?
Один-Ноль кивнул:
– Странный просто.
– Это не Запевала был, – сказал Скутер, – это...
– Скутер, это не она была, – упредил его Подкидыш. – Повремени со смертью. – Он пристально вгляделся в лицо Скумбатова и спросил: – Что у тебя с глазом?
Один-Ноль тронул веко, поморгал, посмотрел в небо...
– Да вроде ничего.
– Я про другой глаз спрашиваю, – рассмеялся Подкидыш.
Скумбатов хмыкнул и спросил:
– А усмехаюсь я криво?
– Криво, – подтвердил Подкидыш. – Все мы криво усмехаемся.
Москва, 5 декабря, вечер
Готовясь к разговору, молодой человек с манерами карьерного дипломата, одетый в темно-серый костюм и строгий галстук, положил перед собой на столе черную кожаную папку, сбоку от нее пристроил дорогую перьевую ручку. Распечатав пачку сигарет «Winston», он надрезал ногтем акцизную марку, а снятую слюду и фольгу положил рядом с пепельницей. Секретарь-машинистка Эйдинова, одетая едва ли не как горничная, поставила перед ним чашку горячего кофе. Молодой человек улыбнулся и поблагодарил ее.
За его священнодействиями наблюдали полковник Эйдинов и два генерала: Борис Прохоренко и Евгений Зубахин, находящиеся в кабинете начальника профильного отдела. Все четверо расположились за столом, торцом примыкающим к пустующему столу Владимира Николаевича, представляя демократическую ячейку. Чересчур демократическую: генерал-майора Зубахина следовало поставить в угол кабинета лицом сразу к двум стенкам.
Зубахин на данный момент представлял собой раскаявшегося человека, готового к сотрудничеству с военной контрразведкой. Он уже познакомился с особенностями работы профильного отдела, по достоинству оценил профессионализм похожего на хомячка полковника, в течение получаса имел возможность слушать начальника Управления генерал-майора Прохоренко. Теперь настала очередь познакомиться с молодым человеком, чьи манеры и внешность отчего-то внушали Зубахину безотчетный ужас. Хотя, казалось бы, что может быть хуже ареста и собственного признания, которое не принесло облегчения, а лишь усугубило чувство страха и неопределенности.