Она впервые набирала этот «полупустой» номер – «02». Когда раздался первый длинный гудок, она вдруг нажала на рычаг и окаменела: из-за угла девятиэтажки показалась компания подвыпивших юнцов, держа направление к киоску мимо ее «Оки». От них можно ожидать чего угодно. Могут повредить машину или пристать к ее хозяйке, привлекательной еще женщине. Но главное – разбудить преступника.
Она посоветовала себе успокоиться. В случае опасности она может и убежать, теперь на ее пути нет препятствий – ни ремней, ни дверцы авто.
Дачница вздохнула свободно. Не обращая внимания на подростков, отпустивших в ее адрес похабную шутку, она набрала номер милиции.
– Алло?
Как продолжить? Проехавшая мимо машина осветила салон «Оки» и будто привела ее в движение.
– Алло, милиция?.. Я звоню вам с телефона-автомата. Это на углу Московской и Врубеля. У меня в машине вооруженный преступник. – «Сейчас бросят трубку». – Он ранен... Похоже, без сознания... Нет, подсел ко мне в машину у железнодорожного переезда. Там еще оптовый рынок... Да... Да... Лет сорока... Белая «Ока»... Моя? Захаркина. Ирина Николаевна... Хорошо.
Повесив трубку на рычаг, Ирина Николаевна Захаркина отошла к киоску. Она не обращала внимания на молодых людей, сосредоточив взгляд на шоссе. Через десять минут, показавшиеся неудачнице часом, у обочины притормозили три машины. Группа захвата окружила «Оку», нацелив на нее стволы автоматов. Один из бойцов ОМОНа, распахнув дверцу, поднял вверх руку. Что означал этот жест, Ирина не поняла.
* * *
«Ну, вот ты и на свободе...» – повторял про себя Султан. Все правильно, если свободой можно назвать салон машины, который в несколько раз меньше его камеры в Лефортове. Зато обзор со всех сторон, на окнах нет ставших привычными решеток и «ресничек» – расположенных под углом металлических пластин, напоминающих жалюзи. «Решетки для того, – шутят заключенные, – чтобы не украли, а „реснички“ – чтобы не закидали цветами».
Ничего не помогло – украли, а перед этим подкинули цветок – записку, которая окрылила узника.
– Я считал дни и часы, – глаза Шамиля увлажнились еще больше, его голос вибрировал. – Вплоть до минуты мне известно, сколько времени провел Саид в плену. Ровно столько и ты будешь мучиться, шакал!
Дагестанец не сдержался. Повернувшись и с надрывом выдохнув, он ударил чеченца в лицо. И еще раз – с таким же жутким хрипом.
Москва, 15 сентября, суббота
«Свято место пусто не бывает», – с такими богохульными мыслями Сергей Марковцев проехал под усиленным конвоем за ворота Лефортовской тюрьмы. Он вызволил из этих неприступных стен одного преступника, и судьба-насмешница восполнила этот пробел.
Месяц в больнице, где первые несколько дней врачи боролись за жизнь Марковцева с таким рвением, будто выхаживали не преступника, а президента страны, прошел в наручниках. Даже в реанимационном отделении Марк был пристегнут к спинке кровати, а в коридоре и на выходе с этажа постоянно дежурили бойцы спецназа.
Отдельная палата, отличное питание, классная охрана – все для того, чтобы судить террориста. В крайнем случае, если преступник сделает на следствии рискованное заявление, грозящее докатиться до судебного зала, повернуть реабилитационный процесс вспять. Рады бы осудить, да ранение оказалось слишком серьезным.
В палате Сергей подумывал и над тем, что его могут объявить мертвым. Он опасен настолько, насколько информирован. И жить будет, пока дает показания. В одной из камер раздастся пистолетный выстрел, и он безымянным трупом переедет на такой же безымянный погост.
Да, следствию, равно как и властям, выгодно преподнести средствам массовой информации следующую версию: террористы, захватившие самолет, обезврежены, однако Султана Амирова задержать не удалось. Пока. Обкакались как бы наполовину.
Такой формулировкой на время можно отширмоваться от назойливых журналистов, тех, кто творит общественное мнение, а самим тем временем активно допрашивать террориста.
Следствие по делу захвата самолета вела Генпрокуратура совместно с ФСБ. Высокие чины с Лубянки рады были бы не подпускать к нему прокурорских работников, да мешало все то же общественное мнение, вооруженное лозунгом «Спецслужбы – под контроль народа». Ушлые журналисты в два счета пронюхали бы, что Генеральная прокуратура, которая, по определению, занимается особо важными делами, не допущена к материалам следствия.
Следственную бригаду прокуратуры возглавлял следователь по особо важным делам Пинковский – небольшого роста гнида, едва увидев его в своей палате, определился Марковцев. Глядя на засаленные лацканы и клапаны карманов его синего пиджака, Сергей подумал, что это спецовка, а отутюженный и безукоризненно чистый костюм Пинковский оставил в коридоре. Такие серые и озлобленные личности подходят на роль палачей; в жизни они, как правило, чистюли.
Свой первый допрос прокурорский полковник начал с вопроса о деньгах. Пять миллионов долларов – большая сумма. Выходит, Костю Горохова пока не взяли. Уже лучше, хищно щурился Марк, надеясь неизвестно на что. Он отдал бы одну руку, чтобы второй задушить эту мразь.
На все вопросы следователя Сергей отвечал полным молчанием. Пинковский запускал руку в пакет с чипсами, вытирал пальцы о лацканы пиджака, челюсти находились в постоянном движении – когда хрустел жареным картофелем и когда задавал вопросы.
– Где вы договорились с сообщником о встрече? Как его фамилия? Кто еще претендует на долю?
Пинковский часто кивал и проводил языком под нижней губой, отчего его физиономия напоминала обезьянью морду.
– Молчишь?.. Ну-ну, молчи, пользуйся 51-й статьей. Для тебя она – расстрельная. С тобой, подонок, церемониться не будут. А твоего напарника возьмут, это вопрос времени. Нашли машину, на которой вы разъезжали, установили связи твоего покойного дружка Мезенцева.
Свято место пусто не бывает...
Вот и камеры для допросов почти никогда не пустуют. В одну из них, после двухчасового пребывания в «отстойнике», привели Марковцева. На месте следователя – Гиббон Пинковский, как окрестил его Сергей еще в больнице.
– А, – растянул губы в отталкивающей улыбке следователь, – Сергей Максимович... Проходите, садитесь. Как самочувствие?
– Неплохо, – вдруг прозвучал ответ.
Гиббон едва не вздрогнул от прозвучавшего в камере голоса.
На этот раз при нем не было пакетика с чипсами, на столе лежали сигареты, зажигалка, открытый «дипломат», повернутый к себе, как ноутбук в рабочем положении.
Сергей действительно чувствовал себя неплохо. Всего за месяц врачи буквально поставили его на ноги. Другой на его месте задумался бы, к примеру, о сущности бытия, – атмосфера тюрьмы, как и стерильной палаты клиники, располагает к философии, к мыслям о вечном. Либо впал, как многие, в депрессию или буйство, что тоже не редкость для таких стен, как Лефортово.