А вопросы носят, как правило, экономический характер. Промедлишь, получишь ультиматум, повесишь на шею многомиллиардный вексель на погашение очередного долга. А поведешь себя так, как диктует США и Европа, простят кое-какие долги, заключат договора, инвестируют в российскую экономику кое-какие средства.
И вот на этом экономическом фоне прозвучало еще одно политическое обещание: до Нового года сделать чеченскую милицию национальной, и обещание надо выполнять, пусть даже впереди видны очаги пожарищ «3-й чеченской».
Вся милиция, состоящая только из чеченцев, означает стопроцентную коррупцию, рост преступлений, учащение терактов и убийств, подрыв экономики: нефть цистернами и баржами побежит за кордон, но денег российская казна не получит.
С Чечней нет продолжения, его еще никто не придумал.
Вот, собственно, и все путы. Так что ГРУ не войдет в противостояние с МВД, считай – властью. А пленника, вокруг которого разгорелись страсти по обе линии фронта, можно спасти лишь в частном порядке.
* * *
Пообщавшись с морскими разведчиками, Марк вскоре располагал кое-какими данными на Малика Абдулгамидова. Считается хорошим профессионалом. Авторитетнее воина на сегодняшний день в Чечне нет, его не без оснований побаиваются полевые командиры. Про его брата Исрапила Абдулгамидова Марк и раньше слышал; может, это его пуля нашла Абдулгамидова в диверсионной школе 20 декабря 2000 года? Хотя в этом вопросе остались белые пятна: разведчики в Каспийске обладали точными данными о том, что Исрапил Абдулгамидов погиб в результате бомбово-штурмового удара в районе населенного пункта Элистанжи, Чечня.
И снова Малик Абдулгамидов. Главный чистильщик среди чеченцев. Зачистки обычно начинаются с кафе, магазинов и рынков. Мстителен до крайности. До сей поры, нося форму российской милиции, не потерял надежды поквитаться с убийцами братьев, будь те генералами или адмиралами. Нет в Чечне человека, который может стать на его место. Поддерживает Билана Кантемирова, но не считает его человеком, способным возглавить военные силы Чечни. Для этой роли Малик подыскивает человека со стороны, ближайшая кандидатура – правая рука пакистанского наемника Мустафы Джафаля Асланбек Давкаев; собственно, к этой незаметной фигуре привлекала школа Мустафы, специалиста по идеологической пропаганде. Остальные – вроде Руслана Гелаева – в расчет не брались, очень заметные и по уши в крови; Гелаев (радиопозывной «Ангел») участвовал в кровавой бойне под Улус-Кертом, вел бои с федеральными войсками в горах Урус-Мартана.
Известие о смерти Джафаля стало для Марковцева неожиданностью. Марк недавно вернулся на службу, и год с лишним прошел для него в информационном вакууме; скорее всего смерть пакистанского наемника СМИ особо не муссировали.
Пока не прибыли Один-Ноль с Подкидышем, Марк ознакомился со специальными средствами спецназа 77-й бригады. Средства впечатляли. Хотя он мог воспользоваться только ими, но напрочь забыть о личном составе бригады морской пехоты. Ни о какой легальной операции (считай, при сговоре силовых министров и представителей администрации Чечни) речи быть не могло. Стало быть, придется справляться своими силами. А силы вот-вот прибудут. Лучшие из лучших. Втроем можно весь горный Дагестан на уши поставить. Пять глаз на троих – не так уж и плохо.
Напоследок Марк попросил Крепышева еще раз показать ему фотографию Асланбека Давкаева. На ней чеченец изображен с густой бородой, отчего его лицо кажется широким, щеки – впалыми. Какие у него скулы, губы – неизвестно. В глазах тоже ничего примечательного: черные, слегка прищуренные. Лоб низкий, брови широкие. «Какой типаж! – одним словом. – Не узнаю вас в гриме».
И особых примет мало. Чтобы узнать Асланбека, который, возможно, сбрил бороду и усы, нужно снять с него рубашку: под правой лопаткой у него длинный и широкий шрам – результат ранения осколочным снарядом.
«Ладно, будет возможность, сниму с него не только рубашку», – пообещал себе Марк.
Дагестан, поселок Южный,
29 июня, суббота
И снова пленника перевели в другое место. Теперь его содержали в брошенном форте Южного. Охрану вели местные омоновцы, состоящие в сговоре с грозненским ОМОНом. Что именно они охраняют? Якобы обнаруженные пушечные заряды, коих действительно немало было и возле форта, и в самих береговых катакомбах. Не раз рвались на них любопытные мальчишки и неосторожные взрослые. Форт старались обходить стороной. Хотя железные двери давно спилили и унесли. Вход, так сказать, бесплатный, но выход мог стать очень дорогим.
Сейчас в бастион можно было попасть из пяти частей или выходов. Два из них – равно как и внутренний отсутствующий, но в советские времена также укрепленный бетоном, были основательно раздолбаны и имели безобразные проемы в пять-шесть метров. Два других имели нормальный вид – спуск под уклон вплотную к металлическим каркасам без дверей, которые также давно снесли на металлолом.
Внутри бастиона находился целый гарнизон. Входы охраняли наряды ОМОНа, внутри всегда находилось не меньше двадцати боевиков из отряда Асланбека Давкаева. Там хоть и сыро, но так надежно, как действительно ни в одной крепости, которую не собираются брать приступом никогда.
Все официально, на уровне районной и республиканской администрации. В курсе УФСБ, ОВД и моряки, которые в основном помогали пограничникам ловить браконьеров на камышистых островках, где было полно осетров.
Пленник всегда был на виду у боевиков, ему не стали отводить, как делали это в особых случаях, отдельного помещения. Только руки снова были скованы длинной цепью, переброшенной через металлическую балку. Он мог делать пять шагов в одну сторону и пять в другую. Еда – раз в день – кусок хлеба и пресная каша; очень редко давали тушенку. Воды вдоволь, она тоненькими ручейками стекала по стенам, и ею можно было, подставив ладони, вдоволь напиться.
Асланбек иногда пренебрежительно называл пленника «товарищ «П», видно, смотрел в детстве фильм про партизан. Порой забавлялся, припоминая узнику его выходку оставлять знаки. Вставлял в револьвер два патрона: сначала один, через два – еще один: согласно оставленным надписям «один-четыре». Крутил барабан и, когда он останавливался, спускал курок. И ни разу не увидел дрогнувших ресниц русского офицера. И никто не знал, что в барабан нагана Асланбек закладывал холостые патроны. Но как бы то ни было, ни один выстрел во время забав чеченца не прозвучал. То ли действительно берегла судьба пленника, то ли знала о том, что Асланбек блефует.
Сегодня Асланбек неожиданно долго говорил с пленником.
– Мы оденем тебя как героя, дадим форму – твой любимый черный комбинезон, не беспокойся насчет этого. Потом на главной площади Грозного тебе перережут горло.
Однако что-то мешало Асланбеку говорить с русским пленником на равных. Он долго бился над этим вопросом, наконец понял: это возраст офицера. Ему всего двадцать четыре – двадцать пять, а ведет он себя... Здесь Асланбек не нашел определения, разве что подумал о своих сорока за плечами. Не мог говорить на равных потому, что русский был сильнее его.