Деревья светились мерцающими огнями, сияли поля и реки, но свет этот исходил не от мрачного серого неба над головой, а вырывался из каждой почки, из каждой капли. Даже самые древние камни казались обновленными. Как стихи, которые читал Кэл по пути сюда слова старые, но магия новая.
— Она ждет нас, — сказал Кэл.
И они вместе спустились с холма.
Ты собирался сказать мне что-то, мальчик мой, но замолк раньше, чем успел начать.
Уильям Конгрив. Старый холостяк
Освободительная армия Шедуэлла состояла из трех батальонов.
Первый, самый многочисленный, представлял собой полчище сторонников пророка. Рвение этих обращенных он превратил в настоящий фанатизм, их вера в него и обещанное им новое будущее не знала границ. Он предупреждал их, что прольется кровь, и по большей части это будет их кровь. Но они были готовы на жертвы. Более того, самые необузданные из них — в основном Йе-ме, отчаянное семейство — просто мечтали переломать себе кости.
Их энтузиазм Шедуэлл уже использовал (разумеется, не афишируя того), когда кое-кто из паствы ставил под сомнение наставления пророка, и был готов использовать снова при малейших признаках колебаний в рядах его сторонников. Разумеется, он сделает все возможное, чтобы подчинить Фугу словами, но Шедуэлл не питал иллюзий на этот счет. Его сторонников было легко одурачить, они жили в Королевстве и настолько привыкли к его полуправдам, что верили в любую фантазию, если правильно ее подать. Однако те ясновидцы, что оставались в Фуге, не поддадутся на обман. Вот тогда и пригодятся полицейские дубинки и пистолеты.
Вторая часть армии была составлена из конфедератов Хобарта, избранных членов его бригады, тщательно подготовленной на случай так и не разразившейся революции. Шедуэлл познакомил их с прелестями своего пиджака, и все они увидели в его подкладке кое-что такое, за что было не жалко отдать душу. Теперь они стали его элитным отрядом и готовились защищать его ценой собственной жизни, если потребуется.
Третья и последняя часть его войска была не так заметна, как две первые, но от этого не менее сильна. Ее составляли ублюдки, сыновья и дочки Магдалены, бесчисленная неорганизованная толпа. Сходство этих тварей с их отцами обычно было весьма отдаленным, а поведение варьировалось от мягкого безумия до полного неистовства. Шедуэлл позаботился о том, чтобы сестры держали свой выводок подальше от посторонних глаз, поскольку он явно свидетельствовал о порочности, с которой плохо соотносилась святость пророка. Ублюдки выжидали под прикрытием вуали Иммаколаты и были готовы явиться, если кампания потребует подобного ужаса.
Шедуэлл планировал вторжение с тщательностью Наполеона.
Первым делом он на заре отправился в Дом Капры, чтобы предстать перед советом семейств раньше, чем они успеют обсудить создавшееся положение. Его приход превратился в триумфальное шествие: кортеж возглавлял автомобиль пророка с затененными стеклами, скрывающими пассажиров от любопытных взглядов, а за ним тянулась вереница других машин. На заднем сиденье расположился сам Шедуэлл, рядом с ним Иммаколата.
По пути Шедуэлл выразил сочувствие по поводу гибели Магдалены.
— Я просто потрясен, — сказал он негромко. — Мы лишились ценного союзника.
Иммаколата ничего не ответила.
Шедуэлл вынул из кармана пиджака смятую пачку сигарет и закурил. Сигарета и то, с какой жадностью он затягивался, словно опасался, что ее в любой момент могут вырвать у него изо рта, совершенно не вязалось с бесстрастной маской его лица.
— Полагаю, мы оба сознаем, как это меняет ситуацию, — сказал он бесцветным голосом.
— Почему меняет? — спросила Иммаколата.
Шедуэлла очень порадовала тревога, явственно проступившая на ее лице.
— Ты уязвима, — напомнил он. — Еще больше, чем когда-либо. Это меня беспокоит.
— Ничего со мной не случится, — заявила она.
— Но это возможно, — произнес Шедуэлл мягко. — Мы же не знаем, с каким противоборством нам предстоит столкнуться. Наверное, было бы разумнее, если бы ты вообще исчезла из Фуги.
— Нет! Я хочу видеть, как все они сгорят.
— Я понимаю, — кивнул Шедуэлл. — Но ты станешь легкой мишенью. Если мы потеряем тебя, мы потеряем и контакт с детьми Магдалены.
Иммаколата смотрела мимо Шедуэлла.
— Так вот ты о чем? Ты хочешь получить ублюдков?
— Ну… мне кажется, они удачный тактический ход…
— Забирай, — перебила она. — Бери их, они твои. Дарю. Не хочу даже вспоминать о них. Я всегда презирала ее слабость.
Шедуэлл тонко улыбнулся.
— Благодарю, — сказал он.
— Пользуйся на здоровье. Только дай мне увидеть пожарище. Вот все, о чем я прошу.
— Ну конечно. Непременно.
— И еще я хочу, чтобы нашли эту женщину. Сюзанну. Чтобы ее нашли и привели ко мне.
— Считай, она уже твоя, — ответил Шедуэлл, как будто не было ничего проще. — Только вот еще что. Есть ли какое-то особенное слово, чтобы я мог вызывать их?
— Разумеется.
Шедуэлл затянулся сигаретой.
— Тогда я должен его знать, — сказал он. — Раз уж они мои.
— Зови их так, как она их назвала. Тогда они будут слушаться.
— И как же их зовут? — спросил он, вытаскивая из кармана ручку.
Он нацарапал названные Иммаколатой имена на сигаретной пачке, чтобы не забыть. Покончив с этим делом, они ехали дальше в молчании.
Первым делом Сюзанна и Кэл отыскали тело Джерико, на что ушло около получаса. Фуга давно уже вторглась в местность, где Сюзанна оставила тело, и они наткнулись на него скорее благодаря удаче, чем методичному поиску.
Удаче и детским голосам, потому что Джерико не остался незамеченным. Две женщины и полдюжины их отпрысков от двух до семи лет стояли (и играли) рядом с телом.
— Кто он такой? — спросила одна из женщин, когда Сюзанна и Кэл подошли.
— Его зовут Джерико, — ответила Сюзанна.
— Звали, — поправил ее кто-то из детей.
— Звали.
Кэл задал неизбежный деликатный вопрос:
— А что здесь принято делать с телами? В смысле… куда нам его нести?
Женщина заулыбалась, показывая полное отсутствие зубов.