Неужели хранителей убили прямо вот так, на их местах, чтобы воры смогли беспрепятственно унести Станок? Очень похоже. Однако в позах мертвецов не было ничего, что свидетельствовало бы о мучительной смерти. К тому же Сюзанна не верила, что это зачарованное место допустило бы кровопролитие. Нет, здесь произошло что-то другое — может быть, все еще происходит, — и сути событий ни она, ни Шедуэлл пока не в силах уловить.
Шедуэлл продолжал бормотать себе под нос и сыпать жалобами. Сюзанна слушала его вполуха; ее гораздо больше интересовало то, что она заметила сейчас на полу посреди зала. Там лежал кухонный нож, который Кэл много месяцев назад принес в комнату, где проходил аукцион. Заурядный бытовой предмет, неведомым образом вплетенный в Сотканный мир, в самое сердце Фуги.
Когда Сюзанна увидела нож, разрозненная мозаика начала складываться. В том месте, где перекрещивались взгляды мертвых стражей, лежал нож, получивший силу от других скрестившихся взглядов — Кэла и Сюзанны. Нож оказался в этой комнате, перерезал последнюю нить, созданную Станком, и Сотканный мир явил свои тайны. И все было бы хорошо и правильно, если бы стражи не были мертвы, а Станок, как непрестанно повторял Шедуэлл, не исчез.
— Это ты во всем виновата, — бурчал Коммивояжер. — Ты с самого начала знала.
Сюзанна не обращала внимания на его обвинения, у нее в голове зародилась новая мысль. Если магия ушла из этого места, почему же менструум продолжает прятаться?
Пока она формулировала вопрос, Шедуэлл совсем разбушевался и перешел в наступление.
— Я прикончу тебя! — заревел он.
Атака застала Сюзанну врасплох, отбросила к противоположной стене. Она задохнулась и не успела приготовиться к защите, а пальцы Шедуэлла уже сжимали ей горло, тяжелая туша не давала двинуться.
— Воровка, мерзавка, — бормотал он. — Ты меня одурачила!
Сюзанна подняла руки, отбиваясь от него, но силы покидали ее. Она сражалась за право дышать, за глоток воздуха, пусть даже он был кислым от его несвежего дыхания, но хватка Шедуэлла не оставляла ей надежды.
«Я умираю, — подумала она, — я умираю, глядя на эту мерзкую рожу».
И затем ее устремленные в небо глаза уловили какое-то движение на крыше, и чей-то голос произнес:
— Станок здесь.
Пальцы Шедуэлла разжались. Он развернулся и уставился вверх.
Иммаколата раскинула руки, как парашютист в свободном падении, и зависла над ними.
— Помнишь меня? — спросила она Шедуэлла.
— Господи Иисусе!
— Я скучала по тебе, Шедуэлл. Хотя ты так нехорошо со мной обошелся.
— Где Станок? — спросил Шедуэлл. — Скажи мне.
— Станка здесь нет, — ответила она.
— Но ты только что говорила…
— Станок здесь.
— Тогда где? Где он?
— Станка здесь нет.
— Да ты рехнулась! — заорал он. — Либо он здесь есть, либо его нет!
— Это ты дурак, — ответила она спокойно. — Ты ведь ничего не понимаешь, верно?
Шедуэлл перешел на миролюбивый тон.
— Может быть, спустишься? — предложил он. — А то у меня шея затекла.
Она отрицательно покачала головой. Ей было нелегко парить в воздухе, Сюзанна ясно видела это: приходилось своими чарами противостоять святости храма. Но она пошла против законов, твердо намереваясь напомнить Шедуэллу, какое он низменное существо.
— Ты что, боишься? — спросил Шедуэлл.
Улыбка Иммаколаты ничуть не померкла.
— Я не боюсь, — ответила она и стала медленно спускаться к ним.
«Не приближайся», — мысленно умоляла ее Сюзанна.
Инкантатрикс наделала немало бед, но Сюзанна вовсе не хотела, чтобы она погибла от подлой руки Шедуэлла. Однако Коммивояжер стоял перед Иммаколатой, не делая никаких движений. Он просто произнес:
— Ты добралась сюда раньше меня.
— Я почти забыла тебя, — отозвалась Иммаколата. Голос ее лишился всякой звучности, он состоял из вздохов. — Но она мне напомнила. — Иммаколата взглянула на Сюзанну. — Ты оказала мне неоценимую услугу, сестра. Заставила вспомнить врага. — И снова перевела взгляд на Шедуэлла. — Ты довел меня до сумасшествия, и я забыла тебя, — повторила она. — Но теперь вспомнила. — Внезапно улыбка и вздохи исчезли. Остались лишь ненависть и ярость. — Я отлично тебя вспомнила.
— Где же Станок? — продолжал допытываться Шедуэлл.
— Ты всегда все понимал буквально, — ответила Иммаколата с презрением в голосе. — Неужели ты действительно ожидал увидеть здесь механизм? Очередной объект, которым можно обладать? Для тебя быть богом — значит владеть?
— Где, черт возьми, Станок?
И тут она засмеялась, хотя звуки, что вылетали из ее горла, никак не походили на выражение радости.
Это окончательно вывело из себя Шедуэлла, и он бросился на нее. Однако Иммаколата не собиралась позволять ему трогать себя. Когда Коммивояжер вцепился в нее, Сюзанне показалось, что изуродованное лицо Иммаколаты треснуло и выплеснуло ту силу, которая, должно быть, когда-то была менструумом — холодной сверкающей рекой, куда некогда погрузилась Сюзанна, — но теперь превратилась в проклятый и оскверненный поток, гноем выползающий из ран. Тем не менее этот поток обладал силой. Шедуэлла отшвырнуло на пол.
Из туч над крышей вырывались молнии, заливая всю сцену безжалостным ярким светом. До смертельного удара оставались считанные секунды.
Однако его не последовало. Инкантатрикс замешкалась, ее покалеченное лицо истекало умирающей силой, и Шедуэлл нащупал лежавший рядом с ним нож.
Сюзанна предостерегающе вскрикнула, но Иммаколата либо не услышала, либо предпочла не обращать внимания. А потом Шедуэлл поднялся на ноги. Пока он неуклюже вставал, у его противницы еще была возможность нанести последний удар, но она не воспользовалась шансом и Коммивояжер всадил лезвие ей в живот. Мясницкий удар, оставивший смертельную рану.
Наконец-то Иммаколата поняла, что он действительно хочет ее убить, и ответила. Лицо ее снова залил свет, но, прежде чем этот свет обернулся огнем, лезвие Шедуэлла распороло ее до самой груди. Из раны полезли внутренности. Инкантатрикс закричала, закинула назад голову и выпустила на свободу силу, впустую разбившуюся о священные стены храма.
В тот же миг зал наполнился гулом. Казалось, этот гул шел и от кирпичных стен, и изнутри Иммаколаты. Шедуэлл выронил испачканный кровью нож и попытался сбежать с места преступления, однако его жертва простерла руки и притянула его к себе.
Свечение ее лица погасло. Она умирала, и все происходило быстро. Но даже в момент гибели хватка у нее была цепкая. Под нарастающий гул Иммаколата открыла Шедуэллу объятия, о которых он когда-то мечтал, а она постоянно отказывала ему. Кровь из раны заливала его пиджак. Он закричал от отвращения, однако она не позволила ему отстраниться. Он боролся и в конце концов сумел высвободиться из ее хватки; грудь и живот его обагрились кровью. Он бросил на умирающую последний взгляд и ринулся к двери, постанывая от ужаса. Уже в дверях он оглянулся на Сюзанну.