Неужели у них хватило духа? Как Леве оставался спокоен, когда Килиан с Лизеттой занимались любовью на заднем сиденье машины? Как Лизетта выносила его, Килиана, прикосновения и поцелуи, если любила другого? Может быть, она закрывала глаза и представляла, что находится в объятиях Равенсбурга?

У Килиана хватало опыта, чтобы распознать, когда женщина притворяется, а когда ее наслаждение неподдельно. Он знал – Лизетта неравнодушна к нему. Но как ей это удалось? Похоже, она каким-то немыслимым образом разделила жизнь на две половины. Только этим можно объяснить ее беззаботность и легкость – ей не надо было притворяться. Она ничего не играла, ее отчаяние два дня назад было неподдельным. Она искренне хотела защитить его от гестапо.

Она сильно рисковала, предлагая свою помощь: да, конечно, таким образом она могла бы держать союзников в курсе событий, но ведь и сама оказывалась на линии огня. Делала ли она это для него? На этот вопрос Килиан ответить не мог. Он воспылал ненавистью к Лизетте – за то, что она пыталась вкрасться к нему в доверие, пыталась воздействовать на него, но самое худшее – за то, что заставила его полюбить ее.

Как нелепо все сложилось! Кругом война, неразбериха, заговоры, а он впутался в сердечную битву.

Почему Лизетта и Равенсбург выбрали его в качестве цели, оставалось неясным, но этот вопрос представлял чисто академический интерес. Они нашли добычу покрупнее, чем впавший в немилость полковник вермахта. Ему стало дурно при мысли, что им известно о готовящемся покушении. Черт, он и так чувствует себя предателем родины – но выдавать планы врагам Германии подло!

Килиан швырнул компрометирующие документы в корзину для мусора и поджег бумаги. Последнее письмо Лизетты чуть было не полетело следом, но в последний момент полковник остановился. Она и так уже причинила ему слишком много боли, он не вынесет, если предаст огню слова ее любви и привязанности. В глубине души он продолжал верить этим словам. Он засунул письмо в нагрудный карман, где хранилось и неотправленное письмо к Ильзе, которое он продолжал регулярно дополнять. Сегодня там прибавится новая запись.

К счастью, генерал Штюльпнагель не видел в Лизетте большой угрозы. Впрочем, уже слишком поздно – план покушения набирает обороты. Шпионы союзников не станут подвергать риску возможность убийства Гитлера. Даже если Лондону обо всем известно, там будут хранить молчание и ждать новостей о смерти фюрера.

В полном обмундировании, застегнутый на все пуговицы, Килиан сидел в кабинете и ждал звонка от генерала Штюльпнагеля, чтобы принять на себя командование германской армией в Париже.

Приказ так и не поступил.

Утро сменилось днем, тени за окном вытянулись, а затем растворились в наступающих сумерках. Килиану не хотелось звонить Хофакеру. Даже если в «Вольфсшанце» и взорвалась бомба, то Гитлеру наверняка удалось избежать смерти. Полковника не волновало, что именно пошло не так. Его теперь ничего уже не волновало.

36

Недели слились для Килиана в непрекращающийся кошмар. Бомба взорвалась, но Гитлер в очередной раз чудесным образом избежал смерти. Килиан мудро решил не высовываться и, как ни подмывало сказаться больным, продолжал работать, ежедневно являясь на службу и пряча кипящие чувства за непроницаемым выражением лица. У себя в кабинете он отчаянно страдал. После взрыва генерал Штюльпнагель опрометчиво поверил, что Гитлер убит, и начал арестовывать парижских эсэсовцев и гестаповцев. Когда выяснилось, что Гитлер жив и весь командный состав уцелел, всех задержанных пришлось освободить.

К тому времени, как Килиан узнал имена берлинских заговорщиков, все они уже были расстреляны во дворе Министерства военных дел. Ходили слухи, что виновников покушения поторопился казнить какой-то высший чин, чтобы не дать Гитлеру размотать цепочку заговора до конца. Фюрер жаждал мести. Штюльпнагеля срочно вызвали в Берлин. В дороге он пытался покончить с собой. Для генерала не осталось никакой надежды, его непременно казнят. Гитлер не унимался: волна арестов, начавшихся в Германии, докатилась и до Парижа.

Килиан хладнокровно привел свои дела в порядок и ждал прихода гестаповцев. От секретарши он слышал, что подполковника фон Хофакера арестовали в связи с покушением. Килиан не сомневался: через несколько часов постучат и в его дверь.

Штюльпнагель и фон Хофакер сдержали свои обещания: имени Килиана никто не упоминал. Через неделю облавы в Париже прекратились, хотя в берлинские тюрьмы бросали десятки людей – арестовывали целые семьи, не щадили даже знакомых. Сотням арестованных предъявили обвинение в государственной измене. Килиан бессильно скрежетал зубами при мысли о ни в чем не повинных людях, обреченных на смерть.

Он хотел сдержать данное товарищам по заговору слово: остаться в живых и надеяться на лучшее. Судя по всему, союзники вот-вот прорвут немецкую оборону, и Париж падет под натиском англичан и американцев. Никаких новых покушений на Гитлера не будет.

Тем не менее Килиан продолжал действовать согласно плану. Он отнес секретарше досье, полученное от фон Хофакера в качестве официального повода для их единственной встречи в кабинете полковника.

– Лучше держать это под рукой – на случай, если вдруг понадобится тайной полиции, – сказал он. – Тут документы, касающиеся моей встречи с подполковником фон Хофакером.

Надо отстраниться от всех, кто замешан в заговоре, но лучше избегать прямой лжи.

– Полагаю, у гестапо нет причин к нам наведываться, полковник, – сочувственно улыбнулась секретарша. – Мы не обязаны им помогать.

Она бережно взяла у него из рук папку.

Килиан озадаченно кивнул. Неужели у него в штате еще одна предательница?

– Ужасная история, – закинул он пробный шар.

– Да, полковник. Знаю, за такие слова мне грозит увольнение, но даже я, патриотка Германии, хочу, чтобы все поскорей закончилось, – прошептала секретарша, нервно озираясь по сторонам.

В приемной никого не было.

Килиан выдавил улыбку.

– Нет, Алина, я вас увольнять не стану: в долгой цепочке секретарш, которые меня до полусмерти боялись, вы – первая, кто не боится.

– Должно быть, все дело в возрасте, полковник.

– Вы не дадите мне лгать.

– Напротив, полковник. Тайная полиция подозревает всех и вся. Ваша честность ставит под удар и вас, и ваших сотрудников – в том числе и меня. Подполковник фон Хофакер не просил о встрече заранее, так что никаких свидетельств его пребывания здесь не осталось. Не стоит сообщать гестапо никаких сведений о фон Хофакере и его присутствии здесь, пусть даже по самому невинному поводу. – Секретарша сунула папку в нижний ящик и заперла его. – Я это уничтожу.

Генерала Штюльпнагеля сместили с поста коменданта Парижа, а седьмого августа на его место назначили генерала Дитриха фон Хольтица, которого Килиан прекрасно знал.

Под предлогом возобновления былого знакомства Килиан одиннадцатого августа встретился с новым комендантом – и скоро понял, что назначение тому не по душе. Генерала фон Хольтица одолевали дурные предчувствия. Он признался Килиану, что не намерен подчиняться последнему приказу Гитлера: сжечь Париж.