Девушка, впрочем, даже не смотрит в сторону обезьянки. Руки на коленях, сосредоточенное лицо с милыми ямочками на щеках, отчетливая сиротливая морщинка на лбе… И на удивление ровное и отчетливое дыхание: вдох-выдох, вдох-выдох… Так, наверное, тикает заведенная часовая мина.
И тут из глаз Миленки неожиданно брызжут слезы. Она придушенно вскрикивает, утирает лицо и порывисто поднимается, чтобы уйти. Она не в силах себя сдержать и не хочет, чтобы я видел ее истерику. Но оставлять ее одну в таком состоянии ни в коем случае нельзя!
Я топаю ногой и кричу: «Хватит!..» Миленка изумленно смотрит на меня и, кажется, перестает плакать.
– Распускаться не позволю, – твердо говорю я, выдерживаю выразительную паузу и продолжаю почти в приказном порядке: – А теперь спокойно, внятно и по возможности последовательно расскажи мне, что произошло тут во время моего отсутствия…
Тактика верна: Миленка действительно берет себя в руки. С минуту молчит, явно прикидывая, с чего именно начать, и, наконец, произносит:
– Температура у него началась еще до того, как вы пробились в миссию из «Хилтона»… Невысокая, но ничем не сбивалась. Головная боль, немного увеличенные лимфатические узлы, общая заторможенность. Я, как и положено, выдала ему сильные антибиотики – помогло сразу же.
– Ты про Эндрю? – спрашиваю я уныло, хотя еще минутой назад обо всем догадался.
– Про него…
– И ты сразу не поня…
– Артем, – с неожиданной энергией перебивает меня Миленка, – одно дело, когда ты видишь сумасшедшего с автоматом и знаешь при этом, что он уже болен Эболой, что его ничего не спасет и никто, кроме тебя, не остановит, и совсем другое – подозревать в заболевании и возможном сумасшествии человека, которому доверяешь и от которого не ждешь ничего дурного.
– Понимаю, – механически помешиваю я теплый чай ложечкой, хотя сахар там и без того давно растворился. – Ладно. Что было дальше?
– За день до вашего появления в миссии этот канадец вроде бы окончательно выздоровел. Зрачки, лимфоузлы – все в норме. Предложила ему немного понаблюдаться – отказался, мол, прекрасно себя чувствует, а простуду с температурой наверняка подхватил под кондиционером еще до погромов.
– Да и вел он себя очень доброжелательно, – подтверждаю слова Миленки. – Даже порывался идти вместе с нами в подземелье…
Девушка медлит с ответом – явно прокручивает в голове возможные последствия. И действительно, окажись канадец с нами в коллекторе – неизвестно, чем бы закончилась наша вылазка…
– Через несколько часов после того, как вы с Элизабет и Джамбо ушли, Эндрю вновь пожаловался на здоровье, – продолжает Миленка. – Выглядел он как-то странно: блестящие глаза, микроскопические зрачки, какая-то нервозная порывистость в движениях… Но пообещал, что спать не будет. В ваше отсутствие мы так тут и дежурили: один спит, второй бодрствует. Мало ли что… Я прибралась, легла на кушетку. Слышу – какие-то крики за дверью. Сразу проснулась. Это меня и спасло.
– То есть он беспричинно набросился на тебя?
– Я сама поразилась! Никогда прежде его таким не видела. Глаза совершенно безумные, лицо перекошено… Ни с того ни с сего ударил меня по голове кулаком, затем навалился и начал душить. Подумала – конец! Случайно заметила на столе скальпель… чудом вырвалась… и даже сама не знаю, как резанула его по шее. Эндрю закричал, ослабил хватку, я убежала в лабораторию и закрылась в боксе. Остальное тебе известно…
Миленка замолкает, и я понимаю, что она явно мучается убийством канадца. Ведь одно дело – стрелять в вооруженных подонков, готовых изрешетить меня и Джамбо из автоматов, а другое – воткнуть скальпель в человека, с которым делишь кров и стол.
– У тебя не было другого выхода, – втолковываю очевидное. – Не надо себя казнить, ты могла бы оказаться на его месте.
– Согласна, Артем, – печально соглашается девушка. – Но все равно как-то не по себе…
За время беседы меня все время не оставляет странное чувство, будто я все время забываю о чем-то очень важном. Смотрю на Миленку, вновь фиксирую взглядом пятна крови на ее одежде. И – неожиданно ощущаю невероятную легкость падения, словно проваливаюсь в пустоту…
И Миленка, и я контактировали с инфицированным Эболой канадцем, но это еще полбеды. Кровь Эндрю попала и на мою кожу, и на кожу девушки. А это, если верить записям Сальвадора, – практически стопроцентная гарантия заражения.
Неужели и мы теперь обречены?!..
– Миленка, – произношу глухим, словно чужим голосом. – Срочно переоденься и прими душ, а эту одежду в крови… или выбрось, или, лучше, сожги.
– Хорошо, – произносит девушка немного испуганно. – А как же ты?
– А я… а мне надо взять кровь Эндрю. Для дальнейшей работы, – быстро нахожусь я, – больше, как ты понимаешь, взять негде…
Меньше чем через минуту склоняюсь над канадцем, осторожно подношу к посиневшим губам зеркальце… Он мертв, причем смерть, как я понимаю, наступила только что, в остывающем теле еще не остановились физиологические процессы… Надеваю перчатки и осторожно набираю несколько кубов уже густеющей крови.
Во мне едва теплится надежда – а вдруг несчастный Эндрю не инфицирован Эболой, а вдруг он оказался обычным психом, а вдруг на него что-то накатило… ведь даже у здравомыслящих людей случаются приступы немотивированной агрессии! Господи, только бы было так!
Смешиваю кровь в пробирке с реактивами, запускаю центрифугу, зажигаю спиртовку… Результат будет известен лишь через два часа. Все это время мне предстоит быть подвешенным на нерве.
– Только бы он оказался ненормальным, – шепчу, словно заклинание, – только бы не Эбола!..
Полночь. Время сочится тягуче, как сукровица из раны. Минуты медленно перетекают друг в друга, и, если бы не секундная стрелка часов, медленно переползающая от цифры к цифре, можно было бы подумать, что время остановилось навсегда.
Вот уже с четверть часа мы молча сидим с Миленкой в жилом блоке друг против друга. Мы молчим, но молчание это красноречивее всяких слов.
Мы – почти стопроцентные смертники, анализ крови покойного канадца дал положительные результаты. Конечно, можно надеяться на чудо, на некое фантастическое везение, однако мне за последние дни уже так невероятно везло, что даже не хочется верить в несбыточное. Проще выиграть миллион на трамвайный билет.
Миленка поправляет очки, поднимается, механически зажигает спиртовку, ставит чайник…
– Может, есть смысл проанализировать нашу кровь?
– Смысла нет никакого, – морщусь, словно от зубной боли. – Эболавирус на ранних стадиях ничем не проявляется. Пока не пройдет инкубационный период – мы практически здоровы.
– Но тот «нулевой пациент», о котором писал Сальвадор…
– Я уже смотрел его записи: в наших условиях ранний анализ невозможен. Во всем мире есть только одна лаборатория, которая может диагностировать подтип «Е» на ранней стадии – в Швейцарии.