Антон даже не начинал декламировать подготовленный отрывок из «Евгения Онегина», а уже понял по глазам педагогов — зачислен, принят. Не устояли они перед его обаянием и эффектной внешностью, позволяющей довольно широкое амплуа ролей.
А вот учиться оказалось неожиданно сложно. Занятия начинались в девять утра, а закончиться могли с учетом репетиций и танцевальных занятий и в десять, и в одиннадцать вечера. И читать приходилось много, и смотреть, и думать.
Физически Антон так выматывался, что все его планы познакомиться с Катей переносились и переносились.
Кого она увидит? Уставшего, измученного сто пятьдесят первого влюбленного в нее актера?
Нет, так рисковать нельзя.
Всегда есть только один шанс произвести первое впечатление. И Антону Гречко никак нельзя его упустить!
Он ждал долгих два года. Он ждал первых ролей, нормальных гонораров, уверенности в себе. И того самого момента, когда в сердце затеплится радость: пора.
Антон ехал в Сочи на кинофестиваль и четко знал: обратно они с Катей вернутся вместе.
Он плохо помнил, как именно все происходило.
Наверное, так невозможно вспомнить свое рождение или тот день, когда впервые осознаешь собственную личность.
На пленке памяти все сохранилось отдельными вспышками, флешбэками.
Гостиница в Сочи, та самая, киношная. Возле обаятельного невысокого, полного директора фестиваля стоит Катин муж, и взгляд Антона, как камера, начинает скользить по стойке регистрации, креслам, бару в поисках Кати. Антон ищет ее глазами и вдруг замирает, понимая и чувствуя, что она прямо сейчас совсем рядом, за его спиной.
Он оборачивается и тонет в ее голубых глазах, светлых локонах, манящей улыбке. Воздух вдруг заканчивается. Потом Антон начинает дышать, осознавая, что все происходившее с ним раньше — дыхание, ходьба, еда, эмоции, мысли, это все было не по-настоящему.
Настоящее начинается сейчас…
В тот вечер Антон ждал ее на пирсе.
Был банкет, посвященный открытию, и кто-то пел песни, а кто-то блевал, на лежаке в отдалении парочка занималась любовью.
В другой ситуации Антон бы думал о том, что зря он затеял все это с актерством. Киношный образ вольно или невольно начинает ассоциироваться с конкретным человеком. И когда видишь, что актер на самом деле не благородный рыцарь, а толстая пьяная свинья — наступает глубокое разочарование. Для сохранения трепетного отношения к кино лучше держаться от актерской кухни подальше.
Впрочем, в тот день подобные мысли его не волновали.
Антон улыбался, подставлял лицо соленому ветру и ждал Катю.
Но когда она прикоснулась к его плечу, он все-таки вздрогнул от неожиданности.
— Милый, милый… Что же ты нервный такой? — засмеялась Катя и поцеловала Антона в губы.
Он отстранился:
— Подожди, дай посмотреть на тебя.
— Еще надоест. У нас вся жизнь впереди.
Их тянуло друг к другу как магнитом.
Антон обнимал Катю — и ему казалось, что время и весь мир просто исчезли.
С трудом освободившись из рук Антона, Катя прошептала:
— Это был самый лучший день в моей жизни. Правда.
Он хрипло пробормотал:
— Я знаю. В моей тоже.
Потом Антон закрылся в своем номере и пил.
Предстояло как-то пережить без Кати целых два дня.
Надо было не уходить в запой друг другом, потому что Кате представлять свой фильм, а что она сможет сказать журналистам, когда у нее одна любовь на уме…
После представления картины Катя пришла в номер Антона прямо с чемоданом.
Режиссер отнесся к уходу жены даже с радостью. Выяснилось, что у него беременная любовница, тоже актриса. И он разрывался между желанием стать отцом и видеть, как растет собственный ребенок, и чувством ответственности перед Савицкой, которая по его настоянию неудачно сделала аборт накануне важных съемок и детей больше иметь не могла. Так что уход Кати его совершенно не расстроил, а скорее обрадовал и освободил.
Впрочем, днем Катя прогуливалась с Федором Ивановым по набережной и изображала счастливую жену. От заголовков «Савицкая бросила Иванова из-за молодого актера прямо на кинофестивале» было решено воздержаться ради картины. А изображать счастье Кате было совершенно не трудно…
Из Сочи в Москву Катя и Антон возвращались вместе.
Антону все время хотелось держать Катю за руку. Если вдруг ее ладошка выскальзывала — становилось как-то не по себе.
Антон очень переживал из-за денег.
Мужчина должен быть мужчиной, обеспечивать семью, радовать любимую дорогими подарками.
А тут как назло — новых предложений о съемках нет, даже на озвучку рекламы, всегда приносившую неплохой доход, больше не зовут.
Катя в ответ на его стенания лишь улыбалась:
— Мужчина, успокойся. У нас такая профессия — сегодня есть работа и деньги, завтра — нет. Я привыкла к этому. Я очень рада, что нашла тебя. Это главное. А то, что мы живем в моей квартире, и я сегодня оплатила наш ужин — это все такая ерунда. Я верю в твой талант. Все наладится!
Она оказалась права: буквально через год Антона завалили предложениями о съемках, они вместе читали сценарии, выбирая самые интересные роли.
И уже можно было позволить любой каприз — слетать на Мальдивы, подарить Кате кольцо с бриллиантом, часто менять автомобили, построить дом.
Правда, налаженный быт особо не повлиял ни на их отношения, ни на пристрастия.
Катя точно так же солнечно улыбалась, еще не проснувшись, и эта привычка жены встречать каждый день с радостью Антона умиляла и наполняла счастьем.
Они любили вместе готовить ужин, потом вкусно съедать мясо или курицу руками и заниматься любовью прямо на кухне.
Весь мир и все его блага, как оказалось, радуют все-таки меньше любви.
И с милым действительно возможен рай в шалаше. Шалаш может быть любым. Милый — только любимым…
Жизнь рядом с Катей была наполнена счастьем каждую минуту.
Антону нравилось засыпать, чувствуя ее тело рядом, и просыпаться от ее поцелуев, спешить к ней через пробки, советоваться по поводу ролей.
Работу в телесериалах они оба любили за легкость и хорошие гонорары. Но считать серьезным делом образ сто двадцать пятого мента или сто тридцать первой красотки любовницы казалось им обоим нелепым.