— Здесь слишком много кислорода.
Люк закрылся.
Биоформ неловко, одно за другим, стараясь никого не задеть, сложил за спиной покрытые пухом крылья. Шарообразная грудь его трепетала от частого дыхания. Слишком тонкие руки и ноги дрожали.
— Устал? — спросила рубенсовская женщина.
Человек-птица кивнул.
— Надо увеличить площадь крыльев, — сказал рыжий негр.
Драч потихоньку отступил в коридор. Им овладела бесконечная усталость. Только бы добраться до барокамеры, снять маску и забыться.
Утром Геворкян ворчал на лаборантов. Все ему было не ладно, не так. Драча он встретил, словно тот ему вчера сильно насолил, а когда Драч спросил: «Со мной что-то не так?» — отвечать не стал.
— Ничего страшного, — успокоил Димов, который, видно, не спал ночью ни минуты. — Мы этого ожидали.
— Ожидали? — взревел Геворкян. — Ни черта мы не ожидали. Господь бог создал людей, а мы их перекраиваем. А потом удивляемся, если что не так.
— Ну и что со мной?
— Не трясись.
— Я физически к этому не приспособлен.
— А я не верю, не трясись. Склеим мы тебя обратно. Просто это займет больше времени, чем мы рассчитывали.
Драч промолчал.
— Ты слишком долго был в своем нынешнем теле. Ты сейчас физически новый вид, род, семейство, отряд разумных существ. У каждого вида есть свои беды и болезни. А ты, вместо того чтобы следить за реакциями и беречь себя, изображал испытателя, будто хотел выяснить, при каких же нагрузках твоя оболочка треснет и разлетится ко всем чертям.
— Если бы я этого не делал, то не выполнил бы того, что от меня ожидали.
— Герой, — фыркнул Геворкян. — Твое нынешнее тело болеет. Да, болеет своей, еще не встречавшейся в медицине болезнью. И мы должны будем ремонтировать тебя по мере трансформации. И при этом быть уверенными, что ты не станешь уродом. Или киборгом. В общем, это наша забота. Надо будет тебя пообследовать, а пока можешь отправляться на все четыре стороны.
Драчу не следовало бы этого делать, но он вышел за ворота института и направился вниз, к реке, по узкой аллее парка, просверленного солнечными лучами. Он смотрел на свою короткую тень и думал, что если уж помирать, то все-таки лучше в обычном, человеческом облике. И тут он увидел девушку. Девушка поднималась по аллее, через каждые пять-шесть шагов она останавливалась и, наклоняя голову, прижимала ладонь к уху. Ее длинные волосы были темными от воды. Она шла босиком и смешно поднимала пальцы ног, чтобы не уколоться об острые камешки. Драч хотел сойти с дорожки и спрятаться за куст, чтобы не смущать девушку своим видом, но не успел. Девушка его увидела.
Девушка увидела свинцового цвета черепаху, на панцире которой, словно черепашка поменьше, располагалась полушарием голова с одним выпуклым циклопическим глазом, разделенным на множество ячеек, словно стрекозиным. Черепаха доставала ей до пояса и передвигалась на коротких толстых лапках, которые выдвигались из-под панциря. И казалось, что их много, может, больше десятка. На крутом переднем скосе панциря было несколько отверстий, и из четырех высовывались кончики щупалец. Панцирь был поцарапан, кое-где по нему шли неглубокие трещины, они расходились звездочками, будто кто-то молотил по черепахе острой стамеской или стрелял в нее бронебойными пулями. В черепахе было нечто зловещее, словно она была первобытной боевой машиной. Она была не отсюда.
Девушка замерла, забыв отнять ладонь от уха. Ей хотелось убежать или закричать, но она не посмела сделать ни того, ни другого.
«Вот дурак, — выругал себя Драч. — Теряешь реакцию».
— Извините, — произнесла черепаха.
Голос ровный и механический, он исходил из-под металлической маски, прикрывавшей голову до самого глаза. Глаз шевелился, словно перегородочки в нем были мягкими.
— Извините, я вас напугал. Я не хотел этого.
— Вы… робот? — спросила девушка.
— Нет, биоформ.
— Вы готовитесь на какую-то планету?
Девушке хотелось уйти, но уйти- значило показать, что она боится. Она стояла и, наверно, считала про себя до ста, чтобы взять себя в руки.
— Я уже прилетел, — ответил Драч. — Вы идите дальше, не смотрите на меня.
— Спасибо, — вырвалось у девушки, и она на цыпочках, забыв о колючих камешках, обежала Драча. Она крикнула вслед ему, обернувшись:- До свидания.
Шаги растворились в шорохе листвы и суетливых майских звуках прозрачного теплого леса. Драч вышел к реке и остановился на невысоком обрыве, рядом со скамейкой. Он представил, что садится на скамейку, и от этого стало совсем тошно. Хорошо бы сейчас сигануть с обрыва- и конец. Это была одна из самых глупых мыслей, которые посещали Драча за последние месяцы. Он мог с таким же успехом прыгнуть в Ниагарский водопад, и ничего бы с ним не случилось. Ровным счетом ничего. Он побывал в куда худших переделках.
Девушка вернулась. Она подошла тихо, села на скамейку и смотрела перед собой, положив узкие ладони на колени.
— Я сначала решила, что вы какая-то машина. Вы очень тяжелый?
— Да. Я тяжелый.
— Знаете, я так неудачно нырнула, что до сих пор не могу вытрясти воду из уха. С вами так бывало?
— Бывало.
— Меня зовут Кристиной, — представилась девушка. — Я тут недалеко живу, в гостях. У бабушки. Я как дура испугалась и убежала. И, наверно, вас обидела.
— Ни в коем случае. Я на вашем месте убежал бы сразу.
— Я только отошла и вспомнила. Вы же были на тех планетах, где и Грунин. Вам, наверное, досталось?…
— Это уже прошлое. А если все будет в порядке, через месяц вы меня не узнаете.
— Конечно, не узнаю.
Волосы Кристины быстро высыхали на ветру.
— Вы знаете, — сказала Кристина, — вы мой первый знакомый космонавт.
— Вам повезло. Вы учитесь?
— Я живу в Таллине. Там и учусь. Может, мне и повезло. На свете есть много простых космонавтов. И совсем мало таких…
— Наверное, человек двадцать.
— А потом, когда отдохнете, снова поменяете тело? Станете рыбой или птицей?
— Этого еще не делали. Даже одной перестройки много для одного человека.
— Жаль.
— Почему?
— Это очень интересно — все испытать.
— Достаточно одного раза.
— Вы чем-то расстроены? Вы устали?
— Да, — ответил Драч.
Девушка осторожно протянула руку и дотронулась до панциря.
— Вы что-нибудь чувствуете?
— По мне надо ударить молотом, чтобы я почувствовал.
— Обидно. Я вас погладила.