Пожалуй, надо бы воздержаться от курения в присутствии Ранмакана, размышлял Загребин. Кто знает, что тот может подумать о людях: здесь, судя по всему, табака не знали, здесь жевали какую-то гадость.
— Возвращаемся, — произнес динамик. Это докладывала группа Антипина. — В большом замке никого нет.
— Что было в большом замке на холме? — спросил Загребин Ранмакана, который с недоверием прислушивался к словам, раздававшимся со стороны экрана.
— Дворец губернатора, — ответил Ранмакан. Между домами на экране появился вездеход. Он медленно полз к кораблю.
— Что это? — спросил Ранмакан.
— Наша машина. Искали других людей.
— И не нашли, — добавил уверенно Ранмакан. Они и не хотят искать. Но ничего. Он убежит. Он обязательно убежит отсюда. Ведь, в конце концов, почему он должен верить им, что воздух смертелен? Тысячи поколений жили на планете, и он не был смертельным. А тут стал смертельным.
— Не нашли пока. — Загребин посмотрел на Павлыша: — Не пора ли кормить Адама? — Так называли Ранмакана на корабле, хотя он был слишком худ и мрачен для первого человека.
— Он неразговорчив, — сказал Кудараускас Загребину, когда доктор с пациентом вышли.
— А вы бы на его месте?
— Я не мог оказаться на его месте, — отрезал Кудараускас. — Я до сих пор уверен, что из нашего эксперимента ничего не выйдет. Потому что он порочен.
— Ладно уж, — сказал Загребин; ему не хотелось спорить. — Вы включили шлюзы?
— Да.
— Не забудьте удвоить время промывки вездехода. Они ведь сегодня побывали в эпицентре взрыва.
Кудараускас знал, где они были. Он внимательно смотрел, как вездеход разворачивается, останавливаясь у корабля, как из люка тяжело выскакивают похожие на головастых муравьев Антипин и Цыганков, нагруженные трофеями мертвого города.
Кудараускас включил шлюз, и космонавты, сказав что-то вездеходу, пошли к открывающемуся люку.
На мостик заглянул Христо Райков.
— У меня идея, Геннадий Сергеевич.
— Добро пожаловать. Надеюсь, оптимистическая?
— Почему?
— Да вот у Зенонаса тоже все время идеи, только довольно мрачные.
— Не знаю, — ответил Христо. — Наверное, оптимистическая. Я думал: мы все ищем и ищем людей. А если они на улице погибли или в убежище, то их давно крысы погубили. Совсем погубили. А ведь есть место, куда крысы не добрались. В каждом городе есть.
— Я об этом уже думал, — улыбнулся капитан. — Дня два назад подумал. Даже с коронами поговорил. Не получается.
— Да вы же не дослушали.
— Зато понял. Ты имеешь в виду кладбище?
— Конечно. Правильно! Они ведь прятали мертвых в землю. И если земля сухая, песчаная, то тело могло частично сохраниться… Вы ведь знаете: я геологией интересуюсь. Вот и взял образцы почв. На окраине. Где кладбище. Там песок… Представляете, мы идем по кладбищу и видим: «Здесь похоронен великий физик». Или: «Здесь похоронен известный писатель». И мы уже знаем, кого оживлять. Мы самых лучших, самых умных людей планеты оживим.
— Все правильно, Христо, — согласился Загребин. — Есть два «но». Каждого из них достаточно. Первое: на Муне обычно сжигали мертвых. Под могильными памятниками, которые ты видел на кладбище, лежат урны с пеплом. Это проверено. Достаточно? Или нужно второе «но»?
— Достаточно, — сказал упавшим голосом Христо. — И разве не было исключений?
— Были. Особенно в стороне от больших городов. Но мы еще так мало знаем о Муне! Может быть, когда-нибудь мы вернемся к твоей идее. Сейчас будем искать более простые пути. Согласен?
— Согласен.
Когда практикант ушел, Кудараускас, продолжая следить за разгрузкой и дезактивацией привезенного из города, спросил:
— А что вы имели в виду под вторым «но»?
— Это лучше объяснит корона Вас. Дело в том, что аппарат не делает людей бессмертными. Если человек умер от старости, то он возродится таким же старым, каким умер. И умрет, возможно, снова через несколько дней.
— А соблазнительно все-таки найти и вернуть к жизни лучшие умы планеты.
— Соблазнительно. Но пока придется действовать наугад.
Тете Миле очень хотелось, чтобы Ранмакану понравились котлеты, весьма неплохие котлеты из филе кур. Таких на корабле давно не ели. Корона Вас обещал делать из каждой курицы десяток — но, видно, забыл в суматохе, а напоминать было неловко.
Ранмакан ел не спеша, о чем-то думал. «Хоть бы улыбнулся разок, — подумала тетя Миля. — Это, конечно, горько, когда ты один-одинешенек остался на своей земле, но ведь не пропадешь теперь — мы же прилетели. И других найдем. Как тебя нашли, так и других найдем, девушку тебе подберем. Дети пойдут…»
Ранмакан не спешил доедать обед. Он знал, что его в покое не оставят. Конечно, секретов он не знал, военных тайн тоже, он понимал: придется держаться настороже — неизвестно, что им от него нужно в самом деле и когда наступит такой момент, что его выкинут, а может, и переделают в такие вот котлеты… Может, это и есть котлеты из его предшественника? Того допросили и уничтожили… Вот сидит женщина напротив. Толстая, кудрявая. Хорошо бы она помогла бежать отсюда. Но как она может оказаться другом? Ведь ей приказали его, Ранмакана, откормить как следует…
Вошел Павлыш. С ним еще одна девушка, которую Ранмакан раньше не видел. Высокого роста, не ниже Павлыша. У нее были очень пышные и длинные черные волосы, небрежно собранные на затылке, крупные губы и огромные, спрятавшиеся за длинными ресницами глаза.
— Снежина Панова, — представил женщину доктор.
Ранмакан кивнул головой. «Как в зверинце, — подумал он. — Ходят смотреть».
— Я буду занят в ближайший день, — сказал Павлыш. — Сегодня ночью мы улетаем к полюсу. Так что Снежина будет вам помогать.
— Мне можно ходить, куда хочу? — спросил Ранмакан.
— Конечно. Вы же себя хорошо чувствуете.
«Ладно, — подумал Ранмакан. — Буду послушным и добрым. Хорошо, что со мной остается женщина. Ее легко провести. Только бы сбежать с корабля — и потом в горы, к перевалам. Там должны быть свои».
Снежина сказала:
— Я сейчас уйду, не буду мешать. Вы найдете меня в моей комнате. В крайнем случае, чтобы не искать, видите кнопки вызова? Мой номер один четыре.
— Хорошо, — ответил Ранмакан.
— Вы не хотите добавки? — спросила тетя Миля.
— Нет, я сыт.
— Погодите, я компотом вас угощу. Из настоящих вишен. Небось, не ели никогда?
Ранмакан невольно улыбнулся.
— Я даже такого слова не слыхал.
Тете Миле хотелось поговорить со спасенным. Ведь минутки не найдешь — все доктора да капитан с ним беседуют. Может, ему чего-нибудь такого хочется, а они и не догадаются? Вон глаза как бегают!