— Быстро! — завопила я истошным голосом и, кажется, перепугала Тошкина, который — о, прогресс медицины! — в это самое время, сгорбившись в три погибели, держась одной рукой за стенку, а другой за собственную голову, шествовал справлять естественные надобности. Мой муж попытался слиться с цветочками на обоях и не отбрасывать тени. Не тут-то было. — Марш в постель, предатель, — грозно зарычала я, совершенно сорвавшаяся с цепи. — И думай там! Думай, потому что дело Пономарева уже раскрыто. И я не хочу быть царицей, а хочу быть владычицей морскою. Мы откроем филиал по лечению людей солями по-настоящему мертвого моря. Воду будем брать прямо в порту. Из-под корабля. Думай, Тошкин… Это последнее китайское предупреждение.
Мне так хотелось плакать и так надоело быть самой умной, что я позвонила родителям. Я хотела, чтобы они взяли меня к себе на выходные, кормили, выгуливали, укрывали ночью и покупали сладкую вату, мороженое и поп-корн… А их не было дома. Готовая затопить своими слезами полквартала, я вызвала у Яши недюжинный приступ человеколюбия. Он ласково тронул меня за руку и заискивающе спросил:
— На всех жениться не обязательно? Я одеваюсь.
Аглаида Карповна фыркнула и предупреждающе тронула Яшу за плечо: видимо, в этой ночной баталии он проиграл ей не только половину несуществующего состояния, но и себя самого… Ничего, я их всех застрахую.
— Ты знал ее раньше? — спросила я, когда мы покинули осажденную гостями крепость, которая когда-то была моим домом.
— Да, — ответил Яша. — Мы были у нее с Федей. Мрачный аферист, доложу я тебе, но промышлял исключительно на своих богатых друзьях. Причем по тем временам — незаконно богатых. А она, Аглая, его любила как родного. Ты напрасно с ней так.
— Давай уж выкладывай. Потому что с грузом на совести в женихи тебя не возьмут.
— Да ничего я не знаю. Федя — кобель и аферист. Нам с ним было не по пути.
К чести моего Яши надо было сказать, что он обманывал только государство, считая свои отношения с частными лицами священными. Его большое сердце позволяло быть рефери на разборках и оформлять липовые предприятия. Но он никогда не брал в долг с расчетом его не отдавать, и по поводу женщин он тоже был очень и очень разборчив. Фактически я оказалась его единственной ошибкой, к которой он так прикипел душой, что никак не хотел оставить.
Мне импонировало это его качество, потому что я тоже больше всего на свете любила собственные ошибки. Например, Аньку, рожденную назло спятившему филологу Олегу или Соколатому, отвергнутому по причине непроходимой тупости, или Тошкину, который рискнул на мне жениться. Себя я тоже любила как ошибку. Не там и не вовремя рожденную. Да чего уж теперь. Я расчувствовалась и подтолкнула Яшу к дверям международного брачного агентства, которое располагалось в «Доме игрушки». Когда-то это огромное здание было заполнено косыми мишками, целлулоидными куклами, школьными формами всех размеров. Сейчас помещения сдавались под офисы и конторы; здесь торговали золотыми часами, искусственными членами и подпиской на литературные журналы. Детский отдел был сохранен для китайских полногрудых барби, которые, конечно, не шли ни в какое сравнение с мишками моего детства. Разгул подсознания выдавал мои заветные мысли. Еще немного — и я начала бы петь: «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная задора и огня».
— Здравствуйте, — сказала я решительно, — мы пришли жениться.
— Милости прошу, — сухо ответила дама, не удосужившись как следует блеснуть золотой фиксой на верхних передних зубах. — Заполняйте анкету, давайте фотографии. Мы отправим вас в каталог и поможем в организации переписки. Моя дочь — психолог, — торжественно заключила она, игнорируя жениха Яшу.
Анкета была разработана брачным агентством «Черемуха» (спасибо, что не «Лапша») и защищена авторским правом. Значок копирайта придавал ей исключительное достоинство. Помимо паспортных данных, желающие выехать за рубеж должны были указать свой вес и возможности его коррекции, угол кривизны ног, наличие собственных зубов, искусственных органов (с датой имплантации), длину волос, хобби, профессию, знание языков, последние посещаемые курсы, отличительные особенности натуры, среди которых плавание с аквалангом, храп, неприятный запах изо рта, курение, хождение без тапочек, склонность задавать глупые вопросы, знание международного права и способность чистить лук без слез. В конце анкеты ярким синим фломастером было выведено предупреждение: «Если уровень правды не выше 30 %, анкета считается недействительной. Обмену и возврату не подлежит». Карьера американской жены мне, пожалуй, не светила. Яша Зибельман соответствовал чуть ли не всем параметрам, разве что не плавал с аквалангом. Но эту мелочь мы исправим, как только вода в ставке нагреется до десяти-двенадцати градусов. Я быстренько прикинула, у кого бы дернуть снаряжение, и потому пропустила вопрос.
— Так что? — спросила меня служительница Гименея. — Фотографироваться, спрашиваю, будете? Если да, то возьмите купальники и одевайтесь. Стоит это шестьдесят долларов, но красавицей будете — мама родная не узнает…
Я бы на месте Яши вступилась за свою бывшую жену, которую почему-то должна не узнать родная мама. Но он молчал и в классических традициях сватовства переминался с ноги на ногу. Я почувствовала, что он стесняется. Интуиция не могла меня подвести, потому что именно так он вел себя, когда я застала его в постели с одной пэтэушницей. Правда, в то время я уже не была его женой, и он имел полное право прикрывать все свои мужские достоинства.
— Я замужем.
Это гордое заявление я позволяла себе в крайних случаях — если назойливые ухажеры переходили границы легкого флирта, если папа запрещал мне смотреть эротические сцены в новых русских фильмах и если мои сотрудницы начинали в моем присутствии слишком ревниво поглядывать на собственных мужей.
— Ну и что? — удивилась тетка. — Сейчас на это никто не смотрит. Ведь не от хорошей жизни. Сладится — разведетесь. Потом его и вызовете, когда там разведетесь. Подумаешь. Вы не переживайте, мы можем подобрать такого кандидата, которому просто надо родителям предъявить жену. Ясно? В смысле, гомосексуалиста.
Яша покраснел. Он терпеть не мог подобные намеки.
— Не дождетесь, — высказал он свою любимую формулу отношения к действительности.
— Не надо хулиганить, граждане. Вы же сами сюда пришли. У нас полно работы.
Опережая Яшу, готового сорваться в неинтеллигентный крик, я миролюбиво сообщила:
— Не я собираюсь замуж. Он будет жениться.
— Нет, этот хлам пусть ищет себе жену через газету. Нам такого счастья не надо, — поморщилась тетка, намекая на благоприятную демографическую ситуацию в нашем городе. Мой Яша побагровел и, кажется, обиделся.
— Он иностранец, — гордо сообщила я.
— Да? — Наконец-то я смогла рассмотреть фиксы — боль и жалость старшего поколения. По сравнению с моими фарфоровыми крошками они выглядели как неандертальцы на балу у Елизаветы Второй. — Да? — снова удивилась она, пристально глядя на Яшу. Для этой цели тетка нацепила на нос тонкие очки в хорошей золотой оправе. — Не похож, — констатировала она. — Или это?.. Он иностранец или лицо некоренной национальности?