— Вот именно!
Тошкин решительно смел карты, разложенные в аккуратные стопочки. Яша благодарно улыбнулся — ему явно везло в любви, а деньги кончились еще позавчера.
— Что за неслыханное хамство? — возмутилась Аглаида Карповна, подзабыв, как совсем недавно шерстила Надину сумочку как свою. — Яша, скажите же моему внуку.
— Может, чаю? — быстро сориентировался Яша и деликатно выскользнул из комнаты. Он так спешил, что бивень мамонта чуть не упал ему на голову. — Секундочку…
Тошкин занял Яшино кресло, которое раньше в этой комнате предназначалось ему, приосанился и отпустил с миром чувство собственной никчемности, которое культивировалось многие годы рядом с этой подтянутой, строгой и странной женщиной. Он открыл было рот, чтобы получить объяснения увиденному, но устыдился — подслушивать, подглядывать. Это простительно только Наде, потому что выходило уж очень непринужденно.
— Ты пришел что-то сказать? — Аглаида Карповна настороженно улыбнулась.
— Да, бабушка. Да. Дело, как я понимаю, не в квартире и желании немного помеценатствовать бедным родственникам? — Тошкин сосредоточил взгляд на бабушкиной переносице. — Так в чем оно?
— В квартире, детка, в квартире. Напрасно ты обо мне так плохо думаешь. — Она оглянулась и посмотрела на дверь, а потом быстрым шепотом спросила: — Что за пистолет? В деле Пономарева? Я читала, теперь хотела бы посмотреть. Ты же знаешь, у меня есть значок ворошиловского стрелка и кое-какие знания в этой области. Так когда?
Тошкин вдруг отчетливо понял, что может весь сразу поседеть. Эта несчастная старая женщина заразилась маниакальной идеей по обезвреживанию преступника… Она идет за Надей, след в след. Она роется в ее вещах, она шарит по ее записям, она осведомлена обо всех подробностях дела Пономарева. Это был ужас, который Тошкин сам спровоцировал, сам допустил, а теперь вот ждет жатвы. Только зачем все же она сюда приехала?
— Так когда? — Аглаида Карповна строго посмотрела на Диму, но что-то в ее лице дрогнуло, не выдержало напряжения. Что-то тут было не так.
— Хорошо. Я покажу. Только, бабушка, услуга за услугу.
— Квартира на Патриарших не стоит одного взгляда на орудие убийства.
— Не стоит. Поэтому тебе просто придется объяснить мне, почему ты здесь, так сказать, внепланово. И постарайся найти доводы, которые воспримет твой самый бездарный, самый неспособный внук. Потому что, если этих аргументов будет мало, я задам еще один вопрос. Но он уже из дня сегодняшнего.
Дима резко встал и вышел из комнаты.
— А как же чай? — обиделся Яша.
— Никак, — почти грубо отрезал Дима и, едва коснувшись головой подушки, вдруг неожиданно легко заснул. Его грело чувство собственного достоинства и ощущение, что кому-то этой ночью будет гораздо-гораздо хуже, чем только что было ему самому.
От продолжения партии Аглаида Карповна отказалась. У нее разболелась голова, и Яшин плебейский задор был ей просто отвратителен. Она испросила разрешения посидеть в кресле и не возражала, если партнер будет немного спать и громко храпеть.
— Это напомнит мне о покойном муже, — милостиво улыбнулась бабушка и отдалась своим грустным и слегка беспокойным мыслям.
Она уже давно была одинокой. Муж, кадровый офицер с чуть подгулявшим происхождением, был много старше, но умер совсем молодым. Ранение, полученное на войне, вызвало серьезное осложнение. Сейчас, быть может, его бы и спасли, но тогда медицина оказалось бессильной, и Аглаида Карповна осталась одинокой, обеспеченной и растерявшейся перед возможностями обустройства своей новой свободной жизни. Многие советовали ей, бухгалтеру со стажем и певице по совместительству, не вдоветь, а выходить замуж. Она поразмыслила и поняла, что возраст, в котором стирка носков была полностью соизмерима с удовольствием от совместного проживания, для нее уже прошел. Терпеть какого-нибудь алкоголика, старого холостяка или молодого альфонса только для того, чтобы в сорок с хвостиком попытаться кого-нибудь родить, это уже слишком. Она не привыкла эпатировать общество и становиться предметом для всеобщего обсуждения. Чтобы скрасить первые годы вдовства, она немного попела в художественной самодеятельности и даже провела незабываемое лето в гастрольной поездке по городам Сибири. В гостиницах ей было одиноко и неуютно. Она вспомнила о двоюродной сестре, проживавшей в Томске. Встреча оказалась самым теплым воспоминанием в ее жизни. По возвращении с гастролей Аглаида Карповна достала карту Союза, письма от родственников и сделала запрос в архив. Количество родных и близких заставило ее душу возликовать. Одиночество кончилось — начиналась многотрудная работа по установлению семейных связей и традиций. Она понимала, что войдет в жизнь чужих людей странной тетушкой из Москвы, но ей было все равно. Она совсем-совсем не умела жить одна.
За почти четверть века гастрольных туров по генеалогическому древу Аглаида Карповна четко установила границы родственной вежливости, а потому всегда запасалась подарками, обещаниями и реальным предоставлением жилплощади всем командированным в столицу. Кроме того, она почти вплотную приблизилась к пониманию того факта, что все люди в самом деле братья. Время от времени, теперь все чаще, когда она думала о бренности земного, то сладко жмурилась, сожалея лишь о том, что не сможет в полной мере насладиться грандиозностью собственных похорон. Ведь несмотря ни на что, все эти новые и старые родственники относились к ней по-настоящему хорошо.
Она к ним тоже. В каждом городе у нее были свои любимцы. В этом смысле она стала похожа на брачного афериста-алиментщика, который никак не может решить, кого из детей любит больше. Это был непорядок, и душа ее разрывалась на части, пока у Кривенцовых не подрос Федор. Он всколыхнул ее материнские, женские и общечеловеческие инстинкты, превратив их в лавину всякого рода переживаний. Аглаида Карповна с радостью кролика позволила себя заворожить, надела на строгие глаза шоры и ликовала оттого, что нашелся-таки, нашелся человек, способный дать смысл последним годам ее жизни. Она знала, что Федор обманщик, наглец и немножечко подлец. Она знала также, что есть люди и хуже. Но во-первых, Федор был особенным, красивым, сильным, он хорошо улыбался, его бархатный баритон дразнил воображение, темные глаза поражали наглостью голодного самца. А во-вторых, она его любила. И не собиралась ничего менять.
Федор чаще всех бывал у нее в гостях. С родителями, с друзьями, подругами. Они вместе ездили на курорт два раза. Как ни странно, но никому из всех других родственников Аглаи не пришла в голову такая простая мысль. А ведь она так любила море! Но поглощать его в гордом старческом одиночестве печально. Слава Богу, что они с Федором никогда не выглядели влюбленной парочкой: сумасшедшая старуха и молодой альфонс. Он звонко кричал ей через весь пляж: «Бабушка, бабушка, иди скорее, я место занял!» — и от любви замирало сердце.
Ему всегда были нужны деньги. Он азартно разрабатывал проекты, разбазаривал собственные идеи, часто прогорал, но умел не унывать. Он был нечистоплотен в расчетах, не спешил отдавать долги, но умел блистательно поддерживать товарищеские отношения со всеми своими кредиторами. Однажды он ее обидел.