Ральф перерезал провода в двух местах и поехал дальше. К вечеру он загнал одну из лошадей. Обессилевшее животное пришлось отпустить — если оно не станет добычей льва, то, возможно, кто-то из погонщиков компании узнает клеймо.
На следующий день, в пятидесяти милях от реки Шаши, Ральф встретил один из своих обозов, идущий с юга: двадцать шесть фургонов под началом белого надсмотрщика. Ральф остановился, сменил лошадей, оставив надсмотрщику выбившихся из сил животных, и поскакал дальше. По пути он перерезал телеграфные провода еще в двух местах, на обоих берегах реки Шаши.
Ральф понял, что конечная станция железной дороги уже близко, когда наткнулся на рыжего шотландца, топографа его компании, который с бригадой чернокожих рабочих размечал местность для прокладки железнодорожного пути, опережая прокладчиков на пять миль.
— Мак, ты получил телеграмму, которую я послал из Булавайо? — с ходу спросил Ральф, не теряя времени на приветствия и даже не подумав спешиться.
— Никак нет, мистер Баллантайн, — покачал головой шотландец. — С севера уже пять дней не было ни одной телеграммы — говорят, повреждение на линии. Первый раз слышу о таком длительном обрыве связи.
— Тысяча чертей! — яростно выругался Ральф, скрывая облегчение. — Я хотел, чтобы ты придержал для меня грузовую платформу.
— Если вы поторопитесь, сэр, то успеете на порожняк, возвращающийся в Кимберли.
Через пять миль Ральф добрался до железной дороги. Посреди широкой плоской равнины, заросшей колючим кустарником, в безлюдном месте на краю пустыни Калахари, царившая на путях суматоха казалась нелепой. Зеленый локомотив, выпуская в безоблачное небо серебристые облачка пара, подталкивал вереницу платформ туда, где заканчивались поблескивающие рельсы. Чернокожие рабочие, одетые лишь в набедренные повязки, орудуя ломами, сбрасывали стальные брусья с платформы на пыльную землю; другие рабочие поднимали рельсы и укладывали их на тиковые шпалы. Мастера выравнивали рельсы с помощью чугунных клиньев, а рабочий с кувалдой шел следом, звонкими ударами молота забивая стальные костыли.
На полмили дальше к югу стояло управление строительством дороги — квадратный домик из дерева и гофрированного железа, который каждый день передвигали на новое место. Вспотевший главный инженер, сняв пиджак, склонился над столом, сколоченным из ящиков из-под сгущенного молока.
— Сколько миль вы прошли? — с порога спросил Ральф.
— Мистер Баллантайн! — Инженер подскочил от неожиданности. На дюйм выше ростом, с бычьей шеей и мощными волосатыми руками, он все же боялся Ральфа — это было заметно по глазам. Ральф мимолетно улыбнулся про себя: самым популярным человеком в Африке ему никогда не стать — да и зачем? Призов за это не выдают. — Сэр, мы не ждали вас так рано! Мы думали, вы приедете в конце месяца…
— Знаю. Так сколько вы прошли?
— Ну, ввиду некоторых обстоятельств…
— Черт побери, мне что, ответ из тебя клещами вытягивать?
— С первого числа месяца… — Инженер помедлил, хотя давно понял, что врать Ральфу Баллантайну себе дороже. — Шестнадцать миль, сэр.
Ральф подошел к карте и сверил расчеты: проезжая мимо паровоза, он обратил внимание на разметку.
— Не шестнадцать, а пятнадцать миль шестьсот ярдов! — поправил он.
— Нет, сэр, уже почти шестнадцать.
— Вы довольны этим результатом?
— Нет, сэр.
— Я тоже! — Ральф решил, что не стоит давить дальше: толку от этого не будет, а лучший специалист если и найдется, то разве что за рекой Оранжевой. — Вы получили мою телеграмму из Булавайо?
— Нет, мистер Баллантайн. Связь оборвалась несколько дней назад.
— А как насчет Кимберли?
— С Кимберли связь есть.
— Прекрасно. Тогда срочно передайте вот это.
Ральф склонился над блокнотом для записи телеграмм и торопливо нацарапал: Аарону Фагану, адвокату, улица Де Бирса, Кимберли. Приезжаю рано утром шестого. Срочно договоритесь о встрече в полдень с Ковбоем из Руланда.
«Ковбоем из Руланда» они прозвали между собой Рулофа Зедерберга, главного конкурента Ральфа в грузовых перевозках: его фургоны совершали регулярные рейсы от Делагоа до Алгоа-бей, от золотых приисков в Пилгримс-рест до Витватерсранда и железной дороги в Кимберли.
Пока телеграфист выстукивал сообщение на своем инструменте из тика и латуни, Ральф снова повернулся к инженеру:
— А теперь расскажите подробнее о причинах задержки и способах их устранения.
— Наше самое узкое место — сортировочная станция в Кимберли.
Они разговаривали целый час, пока снаружи не засвистел паровоз. Все еще поглощенный дискуссией, Ральф забросил седельную сумку и одеяло на первую платформу и, обсуждая последние детали с главным инженером, задержал поезд на десять минут.
— Теперь будете получать рельсы быстрее, чем сможете их укладывать! — хмуро пообещал Ральф, запрыгивая на платформу, и махнул машинисту.
Раздался свисток, фонтанчик пара брызнул в сухой воздух пустыни, колеса локомотива закрутились, паровоз вздрогнул, и длинная вереница порожних платформ тяжело двинулась на юг, быстро набирая скорость. Завернувшись в одеяло, Ральф лег в уголке, где борт прикрывал его от ветра. От реки Люпани до железной дороги он добрался за восемь дней — пожалуй, это рекорд.
— Хотя и за это тоже призов не выдают, — устало усмехнулся он, надвинув шляпу на глаза, и прислушался к перестуку колес: «Надо торопиться. Надо торопиться». Когда Ральф уже засыпал, слова изменились. «Быки умирают. Быков уже нет», — снова и снова напевали колеса, но Ральф был не в силах бороться со сном.
Через шестнадцать часов, в пятом часу утра, паровоз въехал на сортировочную станцию в Кимберли.
Поезд замедлил ход. Ральф спрыгнул с платформы и с седельной сумкой через плечо побрел по улице Де Бирса. На телеграфной станции горел свет, и Ральф постучал в закрытое окошко. Оттуда, словно сова из дупла, выглянул заспанный телеграфист.
— Мне нужно послать срочное сообщение в Булавайо.
— Извини, парень, связи нет.
— А когда будет?
— Черт его знает, линия уже шесть дней не работает.
Улыбаясь во весь рот, Ральф ввалился в вестибюль отеля Бриллиантовой Лил.
Новичок за конторкой не узнал Ральфа, приняв его за бродягу: перед ним стоял высокий худой мужчина, обгоревший на солнце и одетый в мешковатую одежду, покрытую грязью и пылью. Дикая скачка согнала лишний жирок, кроме того, Ральф не брился со дня отъезда из Люпани, колючий кустарник чуть не до дыр ободрал сапоги, сажа из паровозной трубы въелась в кожу лица и заставила покраснеть глаза.
— Извините, сэр, мест нет!
— Кто сейчас в номере «Голубой алмаз»? — дружелюбно поинтересовался Ральф.
— Сэр Рэндольф Чарльз, — почтительно произнес ночной портье.