В журналистике редко кому везёт так, как везло теперь Бартону. Он словно попал в полосу сплошного попутного ветра – ему решительно всё удавалось. Обстоятельства словно сами выстраивались в помощь ему.
Например, отправившись перекусить в ресторан отеля, Уильям случайно оказался за одним столиком с сыном умирающего лорда. Тот специально приехал из Индии навестить отца и оказался, по его собственному грустному признанию, «у родительского смертного одра».
Другое везение Бартона заключалось в том, что сын лорда недавно вступил в клуб «Атениум», в котором Уильям тоже имел честь состоять после окончания университета. А между членами клуба не может быть тайн. А кроме того, Уильям уже был знаком с сестрой своего собеседника – Эвелин Герберт. Одним словом, они быстро подружились. От этого любезного молодого человека Бартон узнал некоторые подробности.
Оказывается, вначале лорд почувствовал лёгкое недомогание. Небольшая поначалу температура вдруг резко подскочила, жар сопровождался сильным ознобом и помутнением рассудка. Срочно созванный консилиум местных светил медицины не смог прийти к единому мнению относительно диагноза болезни. Таким застал больного отца его сын.
Между тем в отель стали прибывать другие репортёры. От них Бартон узнал, что весь мир напряжённо следит за судьбой лорда Карнарвона и других участников экспедиции, которым угрожаем проклятие потревоженного ими фараона. Таким образом, крылатая новость, переданная им в Лондон, оказалась у всех на устах. Уильяму определённо было чем гордиться!
Также от прибывших из Европы коллег Уильям узнал ещё много любопытной о последствиях сотворённой им сенсации. Чего стоил рассказ о владельцах английских и французских похоронных контор, спешащих зарегистрировать патенты на похоронные одежды «а-ля Тутанхамон», разработанные дизайнерами по снимкам из гробницы. Коллеги уверяли Уильяма, что в Париже и вене уже появились модницы, щеголяющие по бульварам в платьях с загадочными древнеегипетскими символами.
Болезнь лорда продлилась три недели, и однажды утром гостиницу облетело печальное известие: Карнарвон скончался. Примерно через два часа Бартону удалось взять короткое интервью у сына покойного лорда, когда тот, почерневший от горя и усталости, спустился в ресторан перекусить. Прежде всего, Уильям принёс ему и его сестре свои соболезнования (Эвелин в данный момент находилась возле тела скончавшегося отца).
Рассказ его был сбивчив, молодой лорд с трудом выдавливал из себя слова, не поднимая при этом покрасневших воспалённых глаз от скатерти стола:
– Прошлой ночью меня разбудили, сиделка сказала, что отец умирает. Мама тоже дежурила у постели, она и закрыла ему глаза. Было без десяти два ночи. Едва я зашел в комнату, как погас свет. Кто-то принес свечи, но спустя две-три минуты свет вновь загорелся. Взяв отца за руку, я стал молиться. За считанные минуты до кончины у отца начался бред. Он то и дело поминал имя Тутанхамона. Казалось, умирающий ведет понятный лишь ему и его незримому собеседнику разговор. Нить его ускользала от меня, постоянно употреблялись какие-то древние названия. Но кажется, отец просил прощения у своего собеседника и не получал его. В последние мгновения жизни к отцу на короткое время вернулось сознание, и, обращаясь ко мне, сестре и маме, он сказал: «Ну вот, всё наконец завершилось. Я услышал зов, он влечет меня». Через несколько секунд мама закрыла ему глаза…
Уже многим позже Бартон узнал ещё кое-что, касающееся этой смерти. Лорд умер около двух часов ночи по каирскому времени, что соответствовало четырём утра – по лондонскому. Потом прислуга родового имения лорда рассказывала журналистам, что в ту самую ночь и, видимо, в тот же самый час, когда хозяин умер в Египте, его собака фокстерьер, которую Карнарвон очень любил, внезапно громко заскулила. Беспрестанное тоскливое завывание разбудило весь дом. Бедное животное не могло успокоиться и продолжало выть до тех пор, пока, наконец, не испустило дух на пороге комнаты своего хозяина.
Да и в самом Каире на все лады ещё долго обсуждали странное совпадение: едва лорд Карнарвон скончался, во всём городе погас свет. Дежурившие в ту ночь работники городской электростанции дружно утверждали, что не в состоянии логически объяснить, отчего внезапно возникли перебои в электросети. Каким образом всё потом опять пришло в норму, тоже осталось загадкой.
Смерть Карнарвона была приписана укусу ядовитого москита, что, по версии врачей, вызвало обширное воспаление легких, с которым немолодой организм аристократа не смог справиться. Удивительно, что вскрывавшие гробницу археологи видели, что забальзамированное тело фараона Тутанхамона имеет небольшой шрам на левой щеке, как раз в том же месте, куда несколькими днями позже несчастного лорда укусил москит.
И ещё, со временем дотошные журналисты выяснили, что некие важные предупреждения были сделаны лорду Карнарвону задолго до начала экспедиции. Также репортёры узнали, что накануну роковых для себя событий лорд получил письмо от английского ясновидящего графа Хеймона, больше известного под псевдонимом Чейро. Экстрасенс предупреждал лорда, чтобы тот ни под каким видом не вскрывал гробницу: «это будет смертельно опасно для вас». К письму, написанному в конце 1922 года, Чейро приложил текст, который он якобы получил свыше. Текст гласил: «Лорд Карнарвон, не входите в гробницу. Непослушание неминуемо приведёт вас к смерти. Сначала будет болезнь, от которой невозможно оправиться. А потом смерть заберет вас в Египте».
Получив письмо, лорд не на шутку встревожился и даже дал секретарю распоряжение привести в порядок его бумаги, но от своей археологической затеи всё равно не отказался.
Чем это для него закончилось, всем уже было хорошо известно…
Возвращение Бартона в Лондон стало поистине триумфальным. В порту растерявшегося корреспондента встречала толпа восторженных поклонников его сенсационных репортажей.
Едва Уильям сошёл с корабельного трапа, как его плотным кольцом окружили коллеги-журналисты, фотографы, просители автографов и просто активные почитательницы. Всем хотелось услышать от героя дня подробности истории с мумией египетского царя. С большим трудом нескольким десяткам полисменов удалось обеспечить Уильяму узкий коридор в толпе, чтобы он смог бегом добраться до ожидающего его «Ролс-Ройса» предоставленного лично владельцем «Таймс».
В родной редакции и в клубе Уильяму устроили пышные чествования. В Лондоне оказалось так много мест, где непременно желали видеть «того самого Бартона из Египта», что вырваться к возлюбленной Уильям смог только поздним вечером. И то, для этого ему пришлось довольно невежливо удрать со званного обеда, который давал в его честь морской министр.
Оказавшись на знакомой улице, Бартон смело, на правах знаменитости, направился к парадному входу. На этот раз лакей оказался к нему отменно предупредителен. Да и сам отец Дианы вышел встречать вчерашнего «пустоцвета» и «дезертира» с приятной улыбкой на грубоватом лице.