– Ищите! – воскликнул с чуть заметным торжеством в голосе Грибков. – Все, что найдете, ваше! – Похоже, он начал приходить в себя. Судя по его нахальству.
Все прошли в дом. А нам и на улице, под окном, было неплохо. Слышно, во всяком случае, очень хорошо.
Грибков держался нагло. И на все вопросы отвечал однообразно:
– Все ваши обвинения, граждане следователи, голословны. Как же я мог организовать производство видеопродукции, не имея для этого необходимой аппаратуры?
– Мы произведем обыск и…
Грибков нахально прервал милиционера:
– Производите! Но имейте в виду: если вы ничего не найдете, вам придется лично извиниться передо мной – это во-первых. И оправдываться перед начальством – это во-вторых! Потому что я не оставлю ваше самоуправство без последствий! Буду жаловаться!
– Приступайте, товарищи, – распорядился старший.
Долгое время мы ничего интересного не слышали. Так, какие-то звуки, неясные голоса и возмущенные вздохи Грибкова.
А потом он сказал:
– Ну вот! Я жду извинений.
– Товарищ майор, – раздался голос, – в доме есть подвал. Его тоже нужно осмотреть.
– Гражданин Грибков, выдайте, пожалуйста, ключи от подвального помещения.
– Да ради бога! – послышался звяк связки ключей, видимо, брошенной Грибковым на стол. – Вы там даже мышей не найдете!
– Пройдемте, пожалуйста, с нами. И понятых попрошу.
Мы с нетерпением ждали финала этой заключительной сцены.
И дождались. В холле снова послышались голоса, а среди них громче всех голос Грибкова:
– Нечистая сила! Проклятый дом! Гномы! Привидения! Это они мне подбросили! Я ведь сам, своими руками, вытащил из подвала аппаратуру! Примите мои извинения!
Мы еще немного, хихикая, послушали, услыхали, как кто-то кому-то диктует слова протокола:
– …а также в указанном подвальном помещении обнаружена аппаратура для изготовления копий видеофильмов и записи синхронного перевода, а именно… – И помчались, прихватив сумку с прибамбасами, папиной шляпой и одеждой маминого гномика, домой. Потому что над головой грянуло, сверкнуло и хлынул отчаянный ливень.
Гроза получилась короткая, но нам хватило вымокнуть до нитки. Тем более что мы не сразу ворвались в свой отчий хозблок, а сначала сунули сумку под крыльцо и развесили на маминой веревке для белья одежду игрушечного гномика – пусть постирается дождем.
Мама тут же заставила нас снять с себя все мокрое и закутаться в одеяла. И налила нам горячего чая с малиновым вареньем.
Зуб у меня «уже не болел», и я, конечно, наверстал упущенное.
Не успели мы выпить по две чашки, явился папа. Он-то был сухой. Его довезли на машине.
– Управился? – спросила его мама. – Пей чай.
– Управились, – сказал папа, садясь к столу. – Увезли Грибкова. Надолго. Одного только я не пойму. – Он обхватил ладонями свой стакан. – Очень неглупый мужик, опытный жулик. Знал, что наши ребята могут приехать к нему с обыском. И не позаботился спрятать аппаратуру. Ведь это главное вещественное доказательство его преступной деятельности.
– Он позаботился, – подал голос Алешка, отправляя в рот очередную ложку варенья. – Еще как!
– Так! – Папа повернулся к нему. – Добровольно признаетесь? Или под пыткой? – И он стал делать вид, что расстегивает брючный ремень.
– Сиди уж! – вступилась за Лешку мама. – А то штаны потеряешь.
– Грибков позаботился, – повторил Алешка, залезая ложкой уже не в пустую розетку, а прямо в банку.
– Не части, – посоветовала мама. – Вспотеешь.
– Он позаботился. Он всю аппаратуру спрятал в пещере.
– Ну да, я помню, – улыбнулся папа. – Там же, где вы его тетрадь обнаружили. На дне моря.
– В карьере. Мы его выследили и перевезли аппаратуру на лошади в заброшенный сарай. А потом обратно. Накануне обыска. Он об этом не знал.
– Понятно, – пробормотал ошарашенный папа. И спохватился вдруг: – Понятно, что ничего не понятно. А как же вы в подвал попали? Две запертые двери преодолели?
Алешка хихикнул, а я рассмеялся.
– Что вы веселитесь? Допрос еще не кончился.
– А ты как в подвал попал? Когда кирпич из стены выламывал? Тоже ведь две запертые двери преодолел.
– Ну я… – Папа заметно растерялся. – Мне положено по службе. В особых случаях… У меня такие ключи есть… Которые ко всем замкам подходят.
– Отмычки! – уточнил я. – Говори уж прямо.
Кто кого теперь допрашивает?
– А у вас? – спросил папа. – Где вы их раздобыли?
– В твоей соломенной шляпе. Случайно.
– Ничего от них не спрячешь, – вздохнула мама.
– Да мы их и не искали, – успокоил папу Алешка, пытаясь выскрести из банки еще хоть каплю варенья. – Нам шляпа была нужна…
Пришлось рассказать во всех подробностях и об операции «Бременские музыканты».
– Жестоко, – задумчиво проговорил папа, выслушав наш рассказ.
– Но смешно, – сказала мама.
– Вы его деморализовали своей операцией. Он на своей шкуре испытал свою же продукцию.
– Очень вредную, – прибавил Алешка.
– Да, – согласился папа. – Особенно для детей. Ведь они часто воспринимают то, что происходит на экране, как действительность. Врачи говорили, что сейчас у многих детей из-за таких фильмов расстроена психика.
– И дураки из них вырастают, – сказал Алешка. – Вроде Грибкова. Которые, кроме денег, ничего не любят.
– Кстати, – вспомнил папа, – а вы знаете, что в этих коробках с аппаратурой еще было?
– А мы в них не рылись. Зачем?
– Он туда и всю свою кучу денег запрятал. Так что держите. – И папа протянул мне ту золотую монету, что я вытащил из дырки в стене. – Вам все равно положено вознаграждение. Потом оформим.
– Во здорово! – обрадовался Алешка. – Мы себе в старости из нее зубы вставим.
– Вы ее сдадите, получите за нее деньги, – сказал папа, – и купите на них новый хрустальный сервиз гражданке Иванцовой. Который я разбил на ее дне рождения упавшим карнизом.
– Интересно! – аж взвизгнул от возмущения Алешка. – Ты разбил, а мы купим!
– Крючок-то ваш был! – возразил папа.
– А куртка-то твоя!
– Хватит спорить, – сказала мама и похвалилась: – А вот я ничего своим крючком не сдернула! Я аккуратная.
– Ты могла бы, – буркнул папа, – за скатерть зацепиться. Еще хуже получилось бы. – Он будто расстроился, что мама не побила всю посуду и не сбросила все закуски с праздничного стола.