Когда он мне все это рассказывал, я его прямо спросил:
– Ты что, Лех, в нее влюбился? А Леночка Стрельцова как же?
– Во-первых, это Элька в меня влюбилась. А во-вторых, Ленка – тоже.
Очень толково и логично все объяснил.
Короче говоря, Лешка и Элька решили тайком остаться в замке, сорвать куплю-продажу драгоценностей, а заодно и поучаствовать в тех событиях (ужасных и опасных), от которых хотел их оградить папа.
Решение было простое: сделать вид, что они уезжают, а самим незаметно остаться. Незаметно остаться – это, в общем-то, не проблема. В громадном замке было где спрятаться. А вот как «уехать»? Как обмануть Джима? Как сделать, чтобы он спокойно приехал в Лондон и только там обнаружил бы, что пригнал в город пустую машину? А его пассажиры бесследно исчезли. Как привидения.
Не скажу чтобы Лешка долго ломал над этим голову. Решение было простое. И в своей простоте – гениальное.
Папа с утра был озабочен и хмур. И, кажется, немного волновался. Несколько раз он куда-то звонил и разговаривал с кем-то отрывистыми английскими фразами. Дядя Мишель все время был рядом с ним и тоже волновался. И тоже несколько раз звонил. Вернее – звонили ему. И он тоже разговаривал по-английски. На очень чистом английском языке. Без всяких «фазер, мазер, систер и бразер».
Алешка, конечно, прислушивался, но ничего понять не мог. Папа, положив трубку, даже подмигнул ему и ехидно сказал:
– Что, не прослушивается? А я тебе говорил: учи английский. – Он опять взялся за телефон. – Спускайся во двор, машина подана.
Алешка захватил пластиковый пакет, в котором что-то болталось, и послушно вышел за дверь.
В галерее на него чуть не налетел Дворецкий. Он тоже был взволнован и тоже сжимал в руке мобильник. Ну, это понятно – на нем лежала огромная ответственность за достойный прием достойных людей и джентльменов.
– Давай, давай, малек, – сказал он Алешке на бегу. – Джим тебя заждался.
Алешка спустился во двор, к Эле. Во дворе тоже была суматоха, шли последние приготовления к приему. Кто-то подрезал кусты вдоль аллеи, кто-то подметал дорожки, кто-то обрызгивал газоны. На ребят никто не обратил внимания.
– Пошли, – сказал Алешка Эле. И повел ее к калитке.
– Там крысы, мыши и привидения? – спросила она, когда Алешка открыл калитку и вошел внутрь.
– За пять минут они тебя не съедят.
Они прошли немного внутри стены. В одной из ниш лежал на полу «камуфляж» для Грея.
– Вот, садись на него и жди. – Алешка поставил рядом свой пакет.
– Здесь мрачно. – Эля зябко передернула плечами.
– Не дискотека, – согласился Алешка. – Зато романтично.
– И романтиков полно. – Эля с отвращением показала на соседнюю нишу, откуда с любопытством пялила на них свои красные глазки здоровенная крыса.
– Брысь! – Алешка топнул ногой. Крыса исчезла. – Поняла? – Это он Элю спросил.
Она молча кивнула.
– Я пошел. – Алешка усмехнулся. – Я поехал. В Лондон. Кататься на двухэтажном автобусе. Не скучай.
– Я буду ногами топать.
Алешка выскользнул наружу и вприпрыжку побежал к длинной машине Мишеля.
Джим вышел и отворил ему дверцу.
– А девочка Эля? Она запаздывает?
– Девочка Эля с нами не поедет. Она заболела. Анальгиной.
– Нужен доктор?
– Нужен покой. И мне тоже. Я плохо спал. – Алешка забрался в машину, развалился на сиденье. – А можно я подниму стекло? Чтоб меня ничто не отвлекало. Я буду спать дорогой.
В машине Мишеля, как у большого начальства, было стекло, отделяющее, когда надо, салон от водителя.
– Конечно, – вежливо отозвался Джим. Он привык не удивляться своим пассажирам и не задавать им вопросов. Правда, иногда позволял себе пошутить: – Только виски из бара не пейте.
– Да я чуть-чуть, – тоже пошутил Алешка, поднимая тонированное стекло. – Пару бутылок, не больше.
Машина мягко тронулась, легко заскользила к воротам и остановилась, ожидая, когда опустится подъемный мост.
Алешка бесшумно приоткрыл дверцу, сполз на землю и так же бесшумно дверцу прикрыл. И шмыгнул за угол Воротной башни. Осторожно выглянул. Мост улегся, машина тронулась и поехала в Лондон.
Алешка дунул к Эльке, торопясь, чтобы крысы ее не съели.
Они ее не съели.
– Я все ноги оттопала, – пожаловалась Эля, не скрывая радости.
– Я слышал, – усмехнулся Алешка. – Все во дворе слышали.
Они уселись рядышком на бывший плед. Алешка раскрыл пакет, достал из него бутылку минералки, стаканчики и крекеры.
– Клево! – Эля оживилась, страхи ее исчезли. С Алешкой она не боялась ни крыс, ни призраков.
Они некоторое время хрустели печеньем и булькали водой, а потом Алешка спросил:
– Волнуешься за мамулю?
– Я боюсь, что она свою дорогую вещь все-таки продаст. Она ее столько лет бережет. И говорит, что у нее связаны с ней воспоминания.
Алешка хотел возразить, что воспоминания могут быть связаны с любой вещью, хоть со старыми кроссовками, но вовремя придержал язык. И спросил:
– А какие воспоминания? Хорошие или плохие?
– Грустные. А иногда она говорит, что мучительные.
– И тебе ничего не рассказывала?
– Нет. И никогда не расскажет.
– Подумаешь, какая тайна!
– Она, Леш, как-то сказала: «Если я тебе об этом расскажу, то ты меня разлюбишь. А у меня, кроме тебя, никого нет на всем свете». И еще она сказала…
– Тихо! – Алешка схватил Элю за руку. И приложил палец к губам.
Далеко наверху послышались какие-то слабые звуки. Ритмичные такие. Вроде шагов.
– Призрак? – Эля придвинулась к Алешке.
– Призраки не топают. Они порхают, – со знанием дела возразил Алешка. – Тихо!
Шаги слышались наверху, а вдобавок вдали скрипнула калитка и раздался тихий свист.
– Призраки не свистят? – с надеждой в голосе прошептала Эля.
– Они стонут, – успокоил ее Алешка. – Тихо!
На самом деле он предпочел бы, чтобы это были призраки. От них как-то вреда меньше. И опасности никакой.
Алешка прижал губы к Элькиному уху и шепнул:
– Сиди здесь, не шевелись.
– Не уходи, Леш…
– Надо!
Алешка на цыпочках выскользнул из ниши и стал осторожно взбираться по лестнице, задрав голову, нащупывая ногами ступени.