Теперь стропы удерживали тело погибшего под самой поверхностью. Синяя рука утопленника со скрюченными пальцами торчала из трясины.
– Нет… не может быть… – прошептал потрясённый лейтенант и даже полез в карман комбинезона за аварийным фонариком. В луче яркого света часы на запястье покойника блеснули надписью «ракета» на циферблате.
Игорю легче было бы поверить в столь нелепую гибель штурмана или кого-то ещё из членов команды ракетоносца, но только не хронического везунчика.
Вдруг Нефёдова осенило: «Возможно, Мячиков ещё жив! Просто он потерял сознание, ведь захлебнуться в закрытом гермошлеме нельзя: некоторое время в нём можно продолжать дышать даже под водой, как в водолазном скафандре».
Игорь бросился вытаскивать товарища с помощью строп. Но стоило из буро-зелёного месива показаться голове Мячикова, как стало примерно понятно, что произошло с радистом. На Славике не оказалось прочного гермошлема – только кожаный шлемофон. Один глаз его оказался сильно повреждён, возможно даже выбит. Об остальном несложно было догадаться. При спуске на парашюте в кромешной тьме невозможно определить, что именно ожидает тебя внизу. При столкновении с частоколом веток и деревьев парень мог удариться головой и отключиться, а в результате захлебнулся в метре от берега.
Похоронив радиста, Игорь ещё около десяти часов блуждал по лесу в бесплодных поисках других выживших членов экипажа. В какой-то момент, совершенно вымотанный морально и физически, он устало опустился на землю, распечатал пачку галет из аварийного запаса и принялся лениво жевать: голода лейтенант не чувствовал, просто сказал себе, что организму нужны калории.
В это время в мозгу крутились нелепые в нынешней ситуации вопросы: почему Скулов так поступил с ним?; придёт ли помощь с «большое земли»? А если нет и ему суждено сгинуть в этом лесу, то как скоро Марина забудет его?
Игорь и сам не заметил как в его руке оказалась пивная пробка, которую перед вылетом в качестве талисмана получил от любимой. При мысли, что этот крошечный кусочек металла помнит тепло её рук, на душе стало тепло. Игорь с благоговейной нежностью смотрел на вмиг ставшую для него священной реликвию и представил, какое громадное расстояние разделяет его с невестой. Судьба будто закинула его на другую планету, чрезвычайно враждебную в отличие от той, где счастливо жили принц и его нежная роза.
Шум приближающегося вертолёта вернул его к действительности. Нефёдов буквально обратился в слух, несколько минут он просидел, не шевелясь. Но нет, ему просто показалось. Наступило отчаяние. Трудно сказать себе, что надежды нет, тем более, что когда тебе всегда внушали другое…
Во время своей службы в авиационном полку Нефёдов прошёл краткосрочный курс обучения приёмам выживания на тренировочной базе ВВС под Судаком. Тамошние инструктора учили лётчиков как продержаться в джунглях несколько дней пока не подоспеет помощь.
В аварийном жилете тоже Нефёдова имелся сигнальный фальшвейр, чтобы обозначить своё местоположение экипажу спасательного вертолёта или самолёта-разведчика. Вот только в портативном автоматическом радиомаяке, который должен был стать приводной радиостанцией для эвакуационной «вертушки», оказался полностью разряжен аккумулятор. А без этого прибора спасательная операция просто невозможна. Можно было спокойно выбросить за ненадобностью входящие в аварийный комплект сигнальный факел и специальное зеркало, с помощью которого терпящий бедствие лётчик должен сигнализировать пилотам спасательного вертолёта о своём точном местоположении. Всё равно толку от них теперь ноль. Ведь обнаружить затерявшегося в бескрайних джунглях человека можно лишь, предварительно запеленговав его аварийный радиомаяк и сузив район поиска до одного квадратного километра.
Вряд ли аккумулятор в радиостанции разрядился случайно. Слишком уж тщательно готовился этот вылет. Скорее всего, кто-то специально позаботился о том, чтобы сбитый лётчик зря не сигналил и не привлекал к себе врагов. На тайные операции обычные правила войны и уж тем более человеческой морали не распространяются. Так уж повелось издавна, что взятых в плен шпионов и диверсантов расстреливают на месте. От них могут отказаться и свои…
Игорь вдруг понял, что «по умолчанию» предполагалось, что, оказавшись в подобном положении, он поступит так, как того требует долг советского офицера. А честный офицер Советской армии в плен не сдаётся. И раз спасательная операция в этом регионе невозможна, то остаётся лишь один выход… «Если я попаду в плен, то моё имя на Родине проклянут, – ужаснулся лейтенант, и начал вытаскивать пистолет из кобуры. – Георгий Иванович заставит Марину поверить, что я оказался мразью, предателем».
Нет, он не имеет права подвести свою страну, стать причиной грандиозного международного скандала. Ведь попадись он живым в руки врагов и кто знают, не вытащат ли из него под пытками нужные признания. После этого СССР обвинят в проведении тайных боевых операций на территории суверенного государства. Разве это не измена? Так стоило ли так ожесточённо бороться за свою жизнь в засасывающей его трясине?
Игорь вспомнил рассказы отца о лётчиках-штрафниках. Впервые он на собственной шкуре ощутил, каково это – быть штрафником. «А как бы в такой ситуации поступил отец?» – задался вопросом Нефёдов-младший. Ему вспомнился рассказ отца о том, как однажды тот оказался в горящем истребителе над территорией, занятой гитлеровцами. Подходящей цели, в которую можно было направить свой самолёт, поблизости не оказалось, а просто убить себя лишь потому, что комиссары успели загадить твои мозги своими пропагандисткими мантрами было не в стиле бати. По мнению Нефёдова-старшего, так уходят из жизни лишь трусы и ограниченные фанатики. Конечно, штрафник всегда помнил про приказ Сталина «Ни шагу назад», согласно которому за сдачу в плен к ответственности привлекались члены семьи предателя. «Если ты нормальный мужик, то, конечно, не потянешь за собой в пропасть тех, кого любишь, – говорил отец сыну. – Но прежде чем прекратить свою жизнь, надо использовать все возможности для того, чтобы вернуться в строй и к своей семье. Ну а коль тебя взяли в кольцо, и другого выхода нет, то постарайся хотя бы утащить с собой на тот свет дюжину врагов, приберегая последний патрон для себя…».
Ухо Игоря снова уловило пока едва различимое где-то вдали, но очень характерное хлопанье вертолётных лопастей. Теперь лейтенант не сомневался, что слышит звук приближающегося воздушного аппарата. В то, что это свои, он уже не верил, и оказался прав…
Прошло минут сорок и шелест крадущихся шагов за спиной заставил Нефёдова резко обернуться и без колебаний нажать на спусковой крючок. Вряд ли он в кого-то попал: левой рукой держать пистолет было непривычно. К тому же те, в кого лётчик стрелял, обладали молниеносной реакцией гангстеров и профессиональных наёмников. Застать их врасплох оказалось невозможно.
Посылая пулю за пулей в мелькающие между деревьев человеческие силуэты, лётчик не получал ответа. Стало понятно, что его собираются брать живым. «Напрасно надеетесь» – зло усмехнулся Игорь и перевёл пистолет в режим автоматической стрельбы. Теперь он палил по приближающимся фигурам в камуфляже очередями. Игорь не знал, попали ли он в кого-нибудь, но патроны в обойме скоро закончились. В особом кармашке аварийного жилета имелись запасные, но из-за того, что покалеченная правая кисть совсем опухла и почти не слушалась, ему пришлось опуститься на колени и на минуту выпустить оружие из руки. Требовалось быстро достать запасную обойму здоровой рукой, после чего вставить её в рукоять зажатого между коленями пистолета.