Ещё более запуганный вид имел адвокат. Им оказался старичок, который, наверное, уже успел попрощаться с жизнью, когда за ним приехали солдаты. У защитника было лицо уставшего от жизни Мефистофеля, если бы тот был чёрным. Впрочем, это был жалкий Мефистофель – давно утративший прежнюю власть влиять на умы, сутулый и небритый, в выцветшей мантии и старомодных очках, одна дужка которых была замотана изолентой.
На беднягу было жалко смотреть, когда, повинуясь регламенту, адвокат произносил речь в защиту своего клиента. Старичок говорил очень тихо, постоянно сбивался, боясь поднять глаза на своего оппонента по судебному «поединку». Когда вновь пришла очередь говорить прокурору, он вкрадчиво осведомился:
– Значит, вы полагаете, что ваш подзащитный невиновен?
В зале воцарилась такая тишина, что стало слышно, как у несчастный с усилием сглотнул слюну пересохшим горлом. Адвокат постарался изобразить на своём лице высшую степень лояльности по отношению к властям.
– Я не знаю…. Мне трудно утверждать это наверняка…. – испуганно залепетал он. – Поймите, у меня семья, дети, я больной старый человек.
Прокурор презрительно посмотрел на своего оппонента и криво усмехнулся…
В перерыве вынужденный по служебной необходимости вести это дело защитник сидел боком к своему клиенту. Он то и дело бросал виноватые взгляды в сторону обвинения. Лишь однажды старик в сердцах пробормотал, обращаясь к своему клиенту:
– О горе на мою плешивую голову! Из-за вас, милейший, меня тоже…
Он попытался изобразить в воздухе что именно его ждёт, но, не закончив трагической фигуры, обречённо махнул рукой.
– А вы действительно адвокат!? – с сочувствием спросил Нефёдов.
– Да я имел такое несчастье… В молодости, ещё при белом губернаторе, я окончил юридический факультет. Это стало моим проклятием. Других адвокатов в округе не осталось – кто смог, давно сбежал, остальных перебили. Я давно мирный торговец, но как только нашим властям требуется укокошить кого-то по всем правилам, они посылают за мной молодчиков. Из-за этого добропорядочные горожане обходят мою лавку стороной – боятся попасть под горячую руку очередным посланцам много мною уважаемого прокурора и судьи. Я стал изгоем! Кто-то пустил слух, будто я в доле с гильдией палачей, которые платят мне за каждый смертный приговор. Но что я могу?! Если однажды я сумею добиться для своего подзащитного оправдательного вердикта, меня сразу прихлопнут… Так что, уважаемый, извините меня, но я не смогу вас спасти. Хотя мне искренне жаль вас. Поверьте, я действительно не желаю вашей смерти и ваших ботинок.
– Ботинок? – переспросил Нефёдов.
Адвокат виновато пояснил, глядя в сторону:
– За работу мне платят не деньгами, а отдают что-то из вещей казнённого, обычно его обувь.
В голову старика вдруг пришла спасительная идея, как приглушить муки совести:
– А хотите, я отпущу вам грехи?! Вряд ли вам пришлют настоящего священника для последней исповеди. У нас их осталось даже меньше, чем юристов. А я немного знаком с католическими обрядами. Надеюсь, вы христианин?
Борис вежливо отказался, но попросил, чтобы старик позаботился о ребёнке, которого он спас.
– Вы добрая душа, – вздохнул защитник и сентиментально захлопал ресницами за стёклами очков. – Конечно, я постараюсь сделать всё, что в моих силах…
Приговор был вынесен без задержек. Но перед тем, как покинуть «зал суда», осуждённый на смерть преступник попросил конвой немного задержаться. Нефёдов быстро расшнуровал ботинки, и протянул их адвокату.
– Берите, мэтр. А то ещё обманут с гонораром. Надеюсь, они прослужат вам долго.
Однако с приведением приговора вышла заминка, хотя Борис ожидал, что его прикончат сразу. Но оказалось, приговорённых здесь расстреливают по традиции – на рассвете.
Ночью в камеру воровато прокрался полный человек в форме офицера пограничника, который представился заместителем начальника заставы. Борис вспомнил, что видел его на суде среди помощников главного действующего лица.
– Скажите, кому надо позвонить в столице, и я это сделаю, – чуть ли не с порога объявил смертнику посетитель.
Щекастое лицо визитёра светилось тайной надеждой. Когда ночной гость говорил, двойной подбородок его дрожал от страха и сладостного предвкушения долгожданных перемен в судьбе. Цель его визита стала ясна Нефёдову сразу: этот человек страстно мечтал подсидеть своего шефа – начальника местной погранслужбы. Заговорщик принялся жарко рассказывать Нефёдову о бесчисленных фактах произвола и коррупции, творимых его начальством: о том, как вороватый шеф присваивает себе львиную долю присылаемого солдатского жалованья, как выстроил себе новый особняк на те деньги, что должны были пойти на оборудование вдоль границы современного электрического ограждения.
Тайный похититель сильно горячился, так как очень надеялся расчистить себе дорогу к заветной должности. Его речь лилась сплошным полноводным потоком. С плохо скрываемой завистью и искреннем возмущением посетитель описывал, как его босс заказал за фантастическую сумму доставить самолётом из ЮАР новенький «Форд-Мустанг».
Однако при каждом подозрительном шорохе за стеной толстяк испуганно замолкал, испуганно втягивал голову в плечи и долго прислушивался, прежде чем снова жарко зашептать.
– Я не то, что эта жирная скотина, – уверял он, имея в виду своего босса. – При мне каждый народный грош будет на учёте.
Узнав от арестанта, какому большому человек в столице следует позвонить, толстяк-заговорщик беззвучно захихикал, потирая пухлые ладошки.
– Бой дражайший босс сейчас сладко спит и даже не подозревает, что вместо вас окажется у расстрельной стены! Обещаю вам: когда я вынесу смертный приговор этому коррупционеру, я первым делом пришлю вам его новенький «Мустанг».
Когда за посетителем закрылась тюремная дверь, для Нефёдова потянулись часы ожидания неизвестности. Повлиять как-то на ход событий он не мог. Оставалось ждать рассвета, не теряя надежду, что посланная Хану весточка всё-таки дойдёт раньше, чем в расстрельную машину заправят пулемётную ленту и палач нажмёт на курок.
Борис очнулся оттого, что кто-то настойчиво тормошил его за плечо. Открыв глаза, арестант обнаружил, что его тюремная камера полна людей. Оказалось, пока Нефёдов спал, в местном департаменте случился маленький дворцовый переворот. Осудивший Бориса на смерть чиновник был свергнут своим же заместителем по приказу из Морганбурга.
А за освобождённым арестантом из столицы прислали вертолёт. Один из его пилотов, а именно бортстрелок в бронежилете, одетом прямо на голое тело (единственный чёрный член экипажа) первым делом предложил пассажиру шейный платок, смоченный одеколоном.
– Лучше замотайте лицо, сэр.
Оказалось, «вертушка» всю ночь вывозила из джунглей правительственных коммандос из крупного подразделения охотников, которое неделю назад угодило в партизанскую засаду, и всё это время вело жесточайшие бои в окружении в ожидании обещанной эвакуации. Выжившие после семи дней ада спецназовцы затаскивали с собой в вертолёты начавшие разлагаться тела погибших товарищей, не желая оставлять их на поругание врагам. Поэтому в кабине стоял жуткий смрад, несмотря на то, что обе двери грузовой кабины оказались сняты, а форточки на местах лётчиков настежь открыты. По-видимому, даже свободно гуляющий по салону на высоте ветер не мог устранить проблему, и находится внутри вертолёта без импровизированной маски было невозможно.