— Чейз? — вздохнула она, напоминая о себе.
— Я не особо хочу говорить об этом, Милли.
— Почему нет?
— Потому что это бессмысленно. У нас была наша неделя, теперь же все закончилось. — Чейз сделал вдох, чтобы быть мужественным. — Ты больше не являешься частью моей жизни.
— Не уверена, что вообще являлась.
Он ничего не ответил, даже не пожал плечами. Пусть считает, что права. Хотя, конечно, она была не просто частью его жизни, а огромной составляющей его существа. Но он не собирался говорить ей правду.
— Чейз, думаю, я не безразлична тебе.
Он решил снова промолчать. Так было проще. Он смотрел на горизонт, как вдруг почувствовал сильный толчок в плечо. Удивленный, он обернулся и увидел суровый взгляд Милли.
— Прекрати мучить меня молчанием. Это трусливо.
Чейз внезапно почувствовал гнев:
— Ты хочешь сказать, я трус?
— Ты сам это сказал.
Он открыл рот, чтобы выплюнуть какой-нибудь язвительный комментарий, но не смог ничего придумать. Милли была права. Он действительно вел себя как трус.
— Прости, — наконец произнес Чейз. — Ты права.
— Погоди, ты согласен со мной?
Он вздохнул. Как же он хотел пошутить в ответ. Как же он хотел ее…
— Милли…
— Не делай этого, Чейз. Не разрушай то, что есть между нами.
— Между нами ничего нет.
— Ты не только трус, но еще и лжец.
— Называй меня как хочешь.
— Посмотри мне в глаза и скажи, что у тебя нет ко мне никаких чувств.
Самый легкий способ закончить все это — подчиниться.
— Милли, у меня нет никаких чувств к тебе.
— Смотри в глаза, я сказала.
А он смотрел на ее подбородок. Неохотно Чейз подчинился и тут же утонул в ее нежном взгляде. Черт. Он не мог повторить фразу. Знал, что не мог. Чейз нервно сглотнул и продолжал пялиться на Милли, не говоря ни слова.
— Видишь? — улыбнулась она. — Чувства есть.
Ладно, он будет честен.
— Ты права, есть. Это были насыщенные несколько дней, и определенно мы оба не смогли остаться друг к другу равнодушными.
— То есть ты решил выбрать другую отговорку: это не настоящие чувства.
— Как мы можем знать, настоящие они или нет?! — не выдержал Чейз. — Мы были на райском острове, Милли. Мы не видели друг друга в привычной для нас среде: на работе, дома, за повседневными заботами. Как мы можем знать, выдержат ли эти чувства хоть одну неделю стресса или даже меньше?
Она вновь закусила губу, затем ответила:
— Ну, есть только один способ это выяснить.
«Понеслась…» — подумал Чейз.
— Я не хочу.
— Чего ты боишься?
«Умереть. Умереть в одиночестве», — ответил он про себя.
— Милли, ты сама сказала, что не хочешь, чтобы тебе второй раз разбили сердце. Что ты не выдержишь.
— Так вот к чему это все? — удивленно осознала она. — Ты защищаешь меня?
— У меня неизлечимая болезнь, Милли. И смерть — ее неизменный итог.
— Знаешь что, Чейз? У меня тоже неизлечимая болезнь. Называется жизнь, и смерть для нее тоже неизменный итог.
Он еле удержался, чтобы не улыбнуться, но вместо этого покачал головой:
— Не надо шутить, я же серьезно.
— Как и я. — Милли перевела дух, готовясь ко второй атаке. — Я изучила статистику.
— С телефона, что ли?
— Между прочим, да. Среди болеющих хроническим миелолейкозом восемьдесят семь процентов долгожителей.
Он читал те же данные, возможно, даже на том же самом сайте.
— При условии, что лейкемия выявлена на ранних стадиях.
— А в твоем случае?
— Может быть…
Его врач давал хорошие прогнозы, но уровень тромбоцитов в крови падал, а изначально назначенный ингибитор перестал действовать. Болезнь Чейза могла быть перейти в фазу акселерации уже через год, а может, и раньше. Так что он вполне мог оказаться в числе других тринадцати процентов.
— А после пяти лет борьбы с хроническим миелолейкозом, — уверенно продолжала Милли, — этот показатель возрастает до девяноста трех процентов. Это такие же цифры, как у обычных людей. Чейз, случается разное: болезни, катастрофы, несчастные случаи. Жизнь, в конце концов. Нет никаких гарантий. — Ее голос дрогнул. — Поверь мне, уж я-то знаю.
— Я верю тебе. Именно поэтому я не хочу, чтобы ты проходила через это снова. — Чейз решил, что нужно быть жестким, хоть им обоим и будет больно. — Милли, если бы мы были женаты и любили друг друга много лет, да, я бы ожидал, что ты будешь рядом. Я бы хотел этого. Но мы знаем друг друга пять дней. Всего пять дней! Да, они были насыщенными, я признаю это, может, одними из самых лучших дней в моей жизни. Но это все — всего лишь несколько дней. И раз нас практически ничего не связывает, я не вправе обременять тебя своим безвыходным положением.
Милли захлопала глазами, снова закусив губу.
— Разве не мне это решать? — наконец поинтересовалась она.
Чейз устало вздохнул. Милли была самой волевой, самой упрямой женщиной, которую он когда-либо встречал. И хоть он и восхищался ее упорством, он больше не мог с этим справляться.
— Мы не можем продолжать обсуждать это.
— Не можем?
— Нет. — Чейз бескомпромиссно указал на небо.
Оно было таким голубым и безобидным всего полчаса назад, а теперь тяжелые фиолетовые тучи нависли прямо над их лодкой. Беззаботный морской бриз, который помогал им быстрее идти в сторону острова, сменился опасным порывистым ветром.
— Идет гроза, — сказал он. — Мне нужно обезопасить паруса, а тебе — спуститься в каюту.
Милли уставилась на грозовые облака, плывущие на них, и ее желудок скрутило. Это выглядело очень плохо.
— Что мне нужно делать? — спросила она, но Чейз даже не посмотрел в ее сторону.
— Просто спускайся вниз.
— Но тебе потребуется помощь здесь, наверху.
— Милли, ты вообще не смыслишь в лодках и хождении под парусом. Здесь ты будешь больше обузой, чем помощником. — Он наконец поднял взгляд на нее, и она увидела в нем страх. — Спускайся вниз.
— Я не хочу, чтобы ты оставался тут один, — засомневалась Милли.
— Поверь, — холодным тоном сказал Чейз, — я отлично справлюсь.
— Намекаешь на то, что я имела в виду твою болезнь? — разозлилась она. — Это, знаешь ли, раздражает. Чейз, я бы не пожелала никому остаться тут в одиночку. Это опасно. К тому же я прекрасно могу следовать твоим инструкциям.