Андрей кивнул.
— Ну, конечно… Человека уничтожить легче, чем Шар…
Мужчина вздрогнул.
— Вы не поняли, — проговорил он со всепрощающей укоризной. — Все-таки вы не поняли. А я так переживал за вас.
— Ах, простите, — сказал Андрей.
Первая партия благополучно вернулась на корабль, но судьба второй, более многочисленной и оснащенной, оказалась непостижимо трагической. Она проработала в Шаре восемь часов, затем программа была исчерпана, и Спрогэ, державший с исследователями постоянную связь, скомандовал возвращение. Получение приказа было подтверждено, и связь прервалась. Через четверть часа Спрогэ отправил на выручку еще трех человек. Поговаривали, что именно из-за этих троих Спрогэ впоследствии застрелился. Вторая группа с порога Шара сообщила, что трава у входа не смята, Спрогэ приказал им войти в Шар и попытаться найти хоть какой-нибудь след, правда, удаляясь от входа не более чем на сто метров, и если беглые поиски окажутся безрезультатными, немедленно возвращаться. Связь с тройкой прервалась через двенадцать минут. Буквально сразу после этого Спрогэ вызвали со спешащего к месту встречи грузовика — он должен был, как планировалось, отбуксировать Шар ближе к Земле — и сообщили, что их радар зафиксировал впереди, несколько в стороне от курса, металлическую цель, которую сразу смогли дешифровать. Это был медленно летящий скафандр, автоответчик которого давал позывные корабля Спрогэ. Человек в скафандре на вызовы не отвечал. Сообщению невозможно было поверить — все скафандры были налицо, за исключением тех, в которых ушли в Шар исследователи. Через полчаса, однако, грузовик сообщил, что взял скафандр на борт. Внутри был обнаружен труп человека. Причину смерти, как сообщили с грузовика, установить пока не удается (не удалось и впоследствии). Изображение передали на корабль Спрогэ — это был химик, ушедший в Шар со второй группой. Его обнаружили в тридцати шести миллионах километров от Шара через сорок минут после прекращения связи.
Оставив возле Шара три кибербакена, Спрогэ пошел навстречу грузовику, с помощью своей мощной аппаратуры просматривая пространство. Мысль его была ясна — если один исчезнувший член экспедиции оказался далеко в открытом космосе, остальных можно найти там же и, возможно, спасти. Надежда явно иллюзорная, но вряд ли кто-либо смог бы отказаться от такой надежды спасти людей. Спрогэ встретил грузовик, никого не найдя, а еще через два часа все бакены одновременно сообщили, что перестали фиксировать объект слежения.
Он заулыбался издалека.
Сима сидела за столиком у бушприта «Эспаньолы».
Они познакомились год назад, и Сима сразу потянулась к Андрею. Ей было очень плохо в ту пору — она никогда не рассказывала, почему. И он поддерживал ее, как умел, и постепенно полюбил ее, насколько может вообще полюбить уставший от себя человек, — стал нуждаться в ней. Иначе ему совсем не для кого было бы жить, а для себя он не умел.
— Это тебе, — сказал он, падая на одно колено и протягивая букет.
— Спасибо, — ответила она, подержала цветы на весу, как бы не зная, что с ними делать, а потом положила на стол. Андрей встал. От его колена на полу осталось круглое влажное пятнышко.
— Представь себе, — проговорил он, садясь, — пятый день не могу дозвониться до Соцеро.
— Что он тебе вдруг понадобился? — удерживая соломинку в углу губ, спросила Сима.
— Он мне всегда нужен. Как и ты.
Она усмехнулась чуть презрительно, потом выронила соломинку изо рта в бокал и, не поворачиваясь к Андрею, нехотя произнесла:
— Неделю назад мне Ванда рассказывала, что большую группу опытных пилотов затребовал Меркурианский филиал спецработ. По-моему, она упоминала фамилию Соцеро.
Андрей удивленно склонил голову набок.
— Вот как? А цель?
Сима пожала плечами. Видно было, что мысли ее где-то очень далеко, и она с трудом поддерживает разговор.
— Что ж он мне не позвонил…
— А зачем ему, собственно, перед тобой отчитываться?
— Ну, как… Друзья же… знаешь, какие! Знаешь, как мы в войну играли?
«Их было пятнадцать. Да, это было великолепно. Оперировать все лето в лесах Западной Белоруссии, прорывать окружения, спланированные учителями с великим хитроумием, чувствовать надежную сталь оружия, верить в себя и в тех, кто рядом, вдыхать пороховой дым. А на привале вдруг впервые в жизни задуматься и понять, каково это было на самом деле.»
— И что чудесно, — мечтательно сказав Андрей и даже глаза прикрыл. — Всемогущество какое-то, правда. Единство. Как мы взорвали мост! Ох, Сима, как мы взорвали тот мост! Это же сказка была, поэма!.. — он вздохнул. — А Ванда словом не обмолвилась, в чем там дело?
— Послушай, Андрей, — задумчиво произнесла Сима и повернулась наконец к нему. — Я тебе нужна? Действительно?
— Да, — ответил он удивленно.
Она покачала головой.
— Тебе никто не нужен, — в ее голосе были слезы и торжество. — Ты одного себя любишь, настолько, что стараешься всем быть нужным. Все равно кому. Со мной ты был лишь потому, что был нужен мне.
Она умолкла, глядя на него непримиримо и выжидательно, Он молчал.
— Разве я не права?
— Права, — ласково произнес он. — Как ребенок. Для ребенка ведь любая ситуация решается однозначно.
— Какой ты специалист по детям!
Когда ему хотелось, она била беспощадно, не задумываясь.
Андрей погладил ее холодные пальцы. Ему всегда казалось, что человек, сделавший другому больно, сам мучается и жаждет прощения и тепла.
Она отняла руку и сухим тоном судьи спросила:
— Когда ты последний раз виделся с сыном?
— Давно, — ответил он негромко. — Зачем тебе?.. После всего я…
— Знаешь, я не касаюсь этих твоих космических дел. Меня твой Шар мало трогал, даже пока был, и уж совершенно перестал волновать с тех пор, как ты спалил его, хотя я бы, конечно, такой глупости не сделала, да и любой здравомыслящий человек… Геростратов комплекс неудачника, так я сразу решила, еще не зная тебя. А узнала — подивилась. Ты же был приличный пилот. Только недавно поняла — ты просто любишь ломать то, что дорого другим. Тебя это возвышает в собственных глазах. Но не сваливай на нас свою несостоятельность в семье. Надо честно сказать: да, мне захотелось сломать и всё тут!..
— Ох, Сима, Сима, — выговорил он. — Хорошо, вот представь: твой сын говорит тебе…
— У меня нет детей, — резко сказала она. — Ты намеренно стараешься ударить побольнее?
Он только стиснул зубы.
— У меня слишком много важной работы, товарищи не поймут меня, если я их оставлю! Тем более что на помощь мужчин, как видно по тебе, рассчитывать не приходится!