Несколько подумав, губернатор произнес низким голосом, совсем не подходящим к его наряду:
— Будь оно все проклято! Я тут ничего не понимаю.
Не ты один, подумал Мэтью.
После напряженной минуты размышления (хотя с тем же успехом это могла быть случайная и бесцельная мысль, вроде того, какой пояс к какому платью подходит), лорд Корнбери обернулся к главному констеблю.
— Вы можете разобраться в этой истории, Лиллехорн?
Единственный раз в жизни главный констебль подобрал правильные слова для ответа:
— Не уверен, сэр.
— Хм. — Решение было принято. Взгляд, под которым становилось неловко, перешел с Мэтью на Грейтхауза: — Вы двое — решатели проблем. Решите эту проблему.
— Мы бы с удовольствием, — ответил Грейтхауз без малейшего колебания, — но наша работа подразумевает гонорар.
— Тогда — ваш обычный гонорар. Уверен, что городским сейчас не представят ничего заоблачного. — Поднялась рука в перчатке: — Теперь послушайте меня внимательно перед тем, как я вас отпущу. Если окажется, что вы подстроили эту ситуацию, чтобы хорошенько растрясти мой карман, я сварю ваши яйца в кипящем масле, а потом отрежу тупым ножом. Вы меня поняли?
Грейтхауз пожал плечами — по-своему показывая, что да. Мэтью задумался, где бы у Корнбери мог быть карман.
— Проваливайте, — велел лорд-губернатор всем троим.
— Желаю вам удачи, джентльмены, — сказал Лиллехорн вослед решателям проблем, спускающимся по ступеням. Львиной головой трости он постукивал себя по ладони. — Я буду внимательно следить, чтобы расследование шло честь по чести.
— Вам бы лучше следить за Принцессой, — ответил Грейтхауз, имея в виду весьма сварливую жену Лиллехорна. — Из надежных источников мне было известно, что она в тесных отношениях с доктором Мэллори, и на сей раз вовсе не по медицинским причинам.
Он улыбнулся Лиллехорну в лицо мимолетной кошачьей улыбкой. Его заявление напоминало о случае в октябре, когда Мод Лиллехорн тайно посещала красивого доктора Джейсона для поправки «женского здоровья», каковая поправка включала употребление нездоровых доз листьев коки.
Выйдя на улицу, друзья запахнули плащи, спасаясь от пронизывающего холода и клубящихся хлопьев снега, и направились в сторону Бродвея.
— Это правда? — спросил Мэтью, натягивая на уши шерстяную шапку. — Мод Лиллехорн, — напомнил он Грейтхаузу. — У нее с доктором роман?
Грейтхауз поморщился. Под черную треуголку забивался снег.
— А сам ты как думаешь? Будь ты Джейсоном Мэллори, стал бы зариться на Принцессу? Тем более, если бы тебе еженощно грела шишку красотка-жена?
— Думаю, что нет.
— А я знаю, что нет. Сказал просто, чтобы дать Лиллехорну пищу для размышлений. Пусть слегка напряжет мозги, ему пойдет на пользу.
«Насчет разогрева шишки, — подумал Мэтью, — как там поживает веселая вдова?» Но решил, что добродетель проявляет себя в молчании. Кроме того, все его мысли сегодня вращались вокруг поджога склада, и для привольных шуточек в голове не оставалось места.
— Пошли пройдемся, — сказал Грейтхауз, хотя как раз этим они и занимались. Мэтью понял, что таким образом партнер сообщает о необходимости продумать и проговорить серьезные вещи, и потому они блуждали по городским улицам в надежде набрести на какой-нибудь ответ.
Несмотря на то, что снег падал, кружился и белил кирпичи, булыжники, бревна и землю, Мэтью сказал себе, что сегодняшний цвет Нью-Йорка серый на сером. Серый туман, стелящийся по самой земле, серые тучи над серыми зданиями. Из множества труб поднимался утренний дымок, уносясь с ветром к оголенным зимним лесам на той стороне реки, в Нью-Джерси. Туда-сюда почти в полном молчании двигались по улицам телеги, лошади фыркали, пуская пар, сидели на козлах сгорбленные кучера в тяжелых грубых плащах и потрепанных непогодой шляпах. Под ногами хрустел снег, трость Грейтхауза сторожко ощупывала скользкий путь.
Они свернули на Бивер-стрит — Грейтхауз первым, Мэтью следом, — и направились к Ист-Ривер. Навстречу им мелькнул ярко-красный зонтик, и на миг Мэтью подумал, что под ним должна быть Берри, но это оказалась высокая и красивая Полли Блоссом, владелица розового дома вечерних дам на Петтикот-лейн. На самом деле, говоря по правде, дам также утренних и дневных.
— Здравствуй, Мэтью, — сказала Полли с вежливой улыбкой и кивком.
Летом Мэтью оказал ей некую услугу, касающуюся одной овечки из ее стада, и таким образом получил, как она это назвала, «сезонный абонемент» в ее заведение, хотя он пока еще не исследовал эту территорию. Потом она обратилась к Хадсону, улыбка сделалась несколько порочной, ресницы вздрогнули.
— И вам доброе утро, — сказала она и миновала его, слегка толкнув бедром. Мэтью подумал, что хорошо бы тоже завести себе трость и делать вид, что тебе ужасно необходимы чай и женское сочувствие.
— Промолчи, — велел Грейтхауз, когда они пошли дальше, и Мэтью промолчал. Но ему подумалось, что иногда в те вечера, когда старший партнер занимался, как считалось, разоблачением тайн, ему случалось разоблачаться самому.
Они уже шли по Квин-стрит, направляясь к Док-стрит и Большому причалу, где стояли оснащенные корабли, тихо поскрипывая своими веревочными колыбелями. Но даже в такую зимнюю непогоду продолжалась работа приморской колонии, потому что недавно прибывшие корабли все еще стояли под разгрузкой у причала, а также грузились несколько готовящихся к отходу при ближайшем отливе. Как в любой день года, здесь кипела бурная деятельность, выкрикивались команды. Кто-то сложил костер из деревянных обломков, и несколько человек встали вокруг, греясь, пока их не позвали на работу. Веревки с железными крючьями перетаскивали тяжести, ездили подводы, готовые принять или вывалить груз. И, как всегда, здесь сновали бродячие музыканты со скрипками и бубнами, выманивая монетки у плавающих и путешествующих любителей музыки, хотя сегодня и музыка у них была серая и грустная — соответствующая пейзажу, созданному Господом в Нью-Йорке в это утро.
Мэтью и Грейтхауз дошли до места, где между мачт и корпусов виднелись туманные берега Устричного острова. Грейтхауз остановился, глядя на этот непрекрасный остров, и Мэтью тоже придержал шаг.
— Любопытно, — заметил Грейтхауз.
— Общее замечание? — спросил Мэтью, когда продолжения не последовало. — Я бы сказал, что более чем любопытно. Я бы сказал, что мое имя, написанное на стене перед горящим зданием, представляется абсолютно загадоч…
— Призрак Устричного острова, — перебил Грейтхауз. — Ты ведь знаешь легенды о нем?
— Слышал, что о нем болтают.
— И, естественно, ты сообразил, что этот призрак стали замечать лишь в последние два месяца. Когда настали холода. Ему нужна одежда и нужна еда. Хотя он, не сомневаюсь, умелый охотник и рыбак. Но, видимо, дичь там стала осторожнее, а береговая рыба ушла подальше в океан, спасаясь от холода? И теперь нужна лодка, чтобы ловить рыбу на глубокой воде?