— Понятия не имею, — ответила Ария. — И это правда.
Мэтью поверил ей. Он терпеть не мог оборванных концов, а Дальгрен определенно являлся таковым. Более того, этот оборванный конец по-прежнему виртуозно владел шпагой и наверняка затаил злобу размером с Пруссию против врага, который взял над ним верх. Без ответа оставался все тот же вопрос: куда скрылся Дальгрен тогда и где он находится сейчас?
Вряд ли граф ждет Мэтью в конце этого путешествия. И все же где-нибудь и когда-нибудь он снова столкнется с Дальгреном — в этом Мэтью не сомневался.
Сейчас, имея в руках пергамент и зная о том, что ему предстоит сыграть роль достаточно злобного убийцы, Мэтью решил испробовать новый подход к одному из своих трех вопросов. Очевидно, что в план профессора (к чему бы план ни относился), вложено было очень многодельных мыслей и предусмотрены различные комбинации ходов.
— Я хочу видеть Берри и Зеда. Немедленно.
— Нет, — отрезала она.
— Почему? Потому что если я увижу, как их содержат, я могу отказаться играть… вот в эту чушь? — Он запустил пергамент через всю каюту в дальний угол. — Ладно. Пойди теперь и скажи Сирки, что я отказываюсь покидать судно, когда мы причалим. Скажи ему, что меня все-таки придется выносить на носилках. И еще ему скажи…
— Я скажу ему, — согласилась Ария. — Скажу, чтобы он убил их. Начиная с девушки.
Мэтью заставил себя резко рассмеяться. Пусть у него и этой женщины не было в руках шпаг, но они все же фехтовали, и будь он проклят, если она не владеет своим оружием не хуже, чем Дальгрен — своим.
— Не скажешь, — ответил Мэтью, и подошел к ней. Она не стала отступать, выпятила подбородок. — Сирки поклялся, что мы с Берри вернемся в Нью-Йорк целыми и невредимыми. Его злость на Зеда могла уже миновать. У меня такое чувство, что он честный человек — по-своему.
А ты бесчестная женщина — по-любому, — отчетливо прозвучало невысказанное. Он приблизился к ней вплотную с таким видом, будто ему принадлежит сам воздух, которым она дышит. Мэтью заранее решил, что в этой ситуации ему практически нечего терять, а потому можно держать себя, как могучая сила. Насколько получится ее изобразить.
На лице Арии мелькнула растерянность, но женщина быстро выровняла свою лодку. Стоя перед Мэтью твердо и с вызовом, она снова поднесла яблоко ко рту.
— Уж если мне выпало быть Натаном Спейдом, — сказал Мэтью, — то я начну прямо сейчас. Ребекка, — добавил он, осклабясь. — И кто тебе вообще разрешил воровать мои яблоки? — Он забрал у нее яблоко, не дав ей откусить, и сам откусил от него кусок. Зеленоватое и кисловатое, но не важно. — Я сказал, что желаю видеть Зеда и Берри, — повторил он, прожевывая яблоко. — И немедленно. Тебе это недостаточно ясно?
Она не ответила. Стояла с непроницаемым, как шифр, лицом — возможно, это выдавало отсутствие в ней души. А может быть, просто думала, как доиграть сцену, ушедшую от текста пьесы.
— Что ж, ладно. Я их сам найду.
Мэтью взял миску, чтобы предотвратить дальнейшее воровство, а также отнести фрукты Зеду и Берри, потому что твердо вознамерился отыскать кого-нибудь, кто отопрет ему нужную дверь. Либо он ее вышибет.
Ария заговорила, уже когда он взялся за ручку двери своей каюты.
— Тебе можно будет провести с ними лишь несколько минут. Если я тебя отведу.
Он повернулся к ней, решая, куда ткнуть шпагой теперь, когда ее защита сломлена.
— Да, ты отведешь меня, — сказал он. — А проведу я с ними столько времени, сколько мне заблагорассудится.
Она заколебалась. Потом заговорила с едва заметной кошачьей улыбкой:
— Не уверена, что я так уж одобряю этого Натана Спейда. Похоже, он любит командовать, даже когда его положение не дает…
— Замолчите, — ровным голосом перебил Мэтью. — Я не просил приводить меня сюда. Как и мои друзья. Так что ведите меня, или отойдите с дороги, или делайте что сочтете нужным, мадам. Но вашу трескотню я больше не слушаю.
На щеках Арии Чилени выступила легкая краска. Она моргнула, будто ее ударили. Но хуже всего, подумал Мэтью, что во взгляде ее читалось не самообладание, а буря, и она пожевывала нижнюю губу, будто оттуда могло брызнуть вино редкого букета.
— Я вас отведу, — сказала она тихо.
Устроит, — подумал Мэтью, и если бы эта женщина не стояла так близко к нему, он издал бы вздох облегчения такой силы, что паруса сорвало бы с мачт.
Он вышел в коридор следом за ней. Она достала из внутреннего кармана жакета ключ и начала отпирать узкую дверь в тридцати футах от каюты Мэтью, но оказалось, что дверь не заперта, и ее ручка послушно повернулась под рукой женщины. Ария убрала ключ в карман.
— Кажется, у ваших друзей уже есть посетитель, — сказала она.
За дверью оказалась ведущая вниз лестница, по обе стороны которой на потолочных крюках висели масляные лампы. Внизу находилась еще одна дверь. Здесь, ближе к морю и к моллюскам, наверняка сотнями облепившим судно, ароматы смолы, рыбы и сырого дерева были столь сильны, что почти сбивали с ног. Достаточно неприятен был постоянный барабанный звук волн по корпусу, но еще хуже было потрескивание, будто «Ночная летунья» разваливалась по всем швам и стыкам. И качка внизу была куда свирепее, чем наверху. Мэтью не сомневался, что по всем этим причинам ему вскоре предстоит столкнуться с яростью Берри. Но на самом деле это как раз ему полагается злиться, потому что кто ее просил совать нос куда не следовало. Кто просил красться за ним и возникать на причале — очевидно, пытаясь его спасти? Кто ее просил?
Только не я, — подумал Мэтью и не заметил, что произнес это вслух. Ария Чилени взглянула из-за плеча и поинтересовалась:
— О чем вы?
Он покачал головой.
Женщина провела его через вторую дверь, в карцер.
Ему показалось, что он перенесся назад по времени и клерком магистрата входит в вонючую тюрьму Фаунт-Ройяла для слушания дела о ведьмовстве. Пусть это корабельный карцер, но четыре камеры были очень знакомы, и железные решетки для удержания внутри узника такие же, как в любой сухопутной тюрьме. Несколько грязных фонарей висели на крючьях, озаряя жалкий интерьер мутно-желтым светом. Возле самых ног Мэтью пробежала крыса, гонясь за тараканом размером с краба. Вонь нечистот смешивалась с запахами гниющего мокрого дерева и мерзких внутренностей судна, доходя до апокалиптической силы. Мэтью увидел в камере слева от себя Зеда и Берри — заплесневелую несчастную куклу со слипшимися рыжими волосами — в камере справа и почувствовал, как закипает в его душе гнев. У каждого из пленников был соломенный матрас и ведро, — вот и все предложенное гостеприимство.
— Гром разрази! — почти заорал Мэтью. У него перехватило горло спазмом. — Немедленно выпустите их оттуда!
Из тени перед камерой Зеда выступил человек:
— Сэр! Прошу вас держать себя в руках.