Для пса что боярин, что бродячий цыган – все одно: чужие. Злобно бросился пес на нежданного гостя. Слуги чем больше старались его отогнать, тем яростнее он нападал. На крыльцо выскочил хозяин и замер:
– Господи, да что это такое! Глазам не верю. Мать, – орет, – мать! Иди сюды.
Та вскочила и… бах на колени.
– Помилуй, господин, в чем мы перед тобой виноваты?
– Пса убери, – молвил боярин, поднимаясь в стременах.
– А… да, – хозяин бросился на собаку.
Та, поджав хвост, убежала в конуру.
– Ну, – подбоченясь, боярин свысока посмотрел на хозяина, в глазах так и плясала радость, – скажи, как тя по имени зовут?
– Меня? – удивился тот вопросу боярина, косясь по сторонам: может, кто рядом стоит.
– Тебя.
Хорошее у боярина настроение.
– Пантелей… моном, – добавил он, поразмыслив.
– Встречай, Пантелеймон, гостей, – весело сказал боярин, вытаскивая ногу из стремени.
– Милости просим, – враз воскликнули они, кланяясь и открывая перед ним двери.
Рослый боярин. В дверях надо голову склонить. Вошел. Оглянулся. Чисто. Убрано. Подошел к столу. Поднял скамью. Тяжеловата, но стругано чисто. Сбита хорошо. На века. Домовито.
– Сам мастерил иль кто? – обратился он к хозяину.
– Сам, боярин, сам.
– Молодец, люблю мастеровых людей, – поставил скамью и сел.
В это время за окном опять лай: подъехала на дрогах боярыня.
– Не утерпела. Ха! Ха! – засмеялся боярин.
Хозяйка пошла ее встречать.
– Где твой Андрейка? – между тем спросил Вышата.
– Да где пацану быть. Где-то на улице.
– Хороший у тебя сын, – боярин погладил бороду, – смелый. Хороший воин будет. Люблю таких.
Вошла боярыня. Не видел Пантелеймон до этого боярыню. Да и в красоте женской не очень-то разбирался. Что баба? Все одинаковые. А тут глянул и… обомлел мужик. Одни глазищи чего стоят! А губы! До сих пор не потеряли ни яркости, ни выразительности. А одета! Точно княгиня. На голове колпак, отороченный горностаем. Белоснежное покрывало с золотыми цветами. Башмаки золотые. А походка! Точно плывет. Растерялся Пантелюша, да жена под бок толкнула, на гостей глазами показала.
– А, – спохватился тот.
Поставил боярыне скамью рядом с мужем.
– Прости, владычица, – сказал он и спросил: – Не отведаешь ли квасу иль медку?
– А, – боярин игриво повернулся к боярыне и сказал: – давай медку.
Медок был прохладен, но заборист. Глаза у Вышаты заблестели.
– Хорошее питье, – похвалил боярин, подставляя кубок. – Кстати, – сказал он и поочередно посмотрел то на хозяина, то на хозяйку, – люди вы немолодые, возраст почтенный, а как… дитя сумели…? Ха! Ха!
– Да мы, – хозяйка глянула на мужа.
Тот ей кивнул, мол, не возражаю, если расскажешь.
– Нет, уж лучше ты.
Тот вздохнул.
– Боярин, скажу тебе правду. Не наше это дите…
И он все рассказал. И даже показал дорогие пеленки, в которых его нашли. Боярин с супругой долго их рассматривали, но так ничего и не сказали.
В это время опять шум за окном. Хозяйка выглянула и обомлела.
– Господи! Что это? – воскликнула она.
Посмотрел и хозяин. А во дворе и конь, и корова, и овцы, и козы. Поросята визжат, гуси гогочут. Из мешков холопы кур вытрясают.
– Что это, боярин? – поворачиваются к нему хозяева.
– Это еще не все, – он, поднимаясь, бросил на стол кисет с деньгой, – это моя благодарность за мою Настеньку. Нет ничего дороже у меня на свете.
По дороге домой боярин вспомнил о событии, о котором услышал еще в Киеве, и рассказал жене удивительную историю сына козельского воеводы, женившегося на княжне, а потом таинственно исчезнувшего с только что родившимся сыном.
– Я знаю, что его искали князь Михаил Всеволодович да князь Даниил Романович. Последний сделал его даже своим воеводой… кажется, в… Холмске. Он странно пропал, возвращаясь от чешского воеводы, где они разбили Батыя. А жена исчезла, по-моему, она жила… а, да, у магистра.
– У магистра?
– Да…
– Странно.
– Да, все странно.
– Так ты думаешь…? – она не договорила.
Но он понял, что она хотела сказать.
– Все может быть!
Проводив гостей, хозяева до глубокой ночи занимались размещением животных и птиц. Но вначале по-хозяйски все осмотрели.
– Судя по рогам, корова молода, двумя телятами. А конь, – заглянул ему в пасть, – по зубам – тоже молод. Хомутовый, сказал мне холоп, – объяснил Пантелеймон жене.
Андрей незаметно, чтобы избежать расспросов, проскользнул в избу. Попив молока, улегся на своем одре и моментально заснул. Родители, вернувшись после размещения подаренной скотины, будить его не стали.
На следующий день боярин с семьей срочно отбыл в Киев. Чего испугался, шут его знает. Может быть, боялись, что своенравная Настенька в такую жару опять захочет на речку или чего другого, но они уехали. Боярин появился только поздно осенью. Приехал, видать, на полюдье.
Утром Андрей, встретившись с родителями за столом, просто не узнал их. Лица светились у них таким нескрываемым счастьем, что он не знал, как себя вести. Выручил тятька.
– Ну, сынок, придал ты нам вчера работенки! Че ты не сказал, што дочку боярскую спас?
Сын безразличным голосом ответил:
– Да кто ее знал, что она боярская. Нырнул да за волоса и на берег. Подумаешь…
Родители рассмеялись.
– Каши еще хочешь? – спросила мать, беря черпак.
Он только кивнул.
– Давай, давай и мне, – весело сказал отец, подвигая свою миску. – Щас пойду к старосте, пусть сенокосу дает. Косить будем, поэтому силенка нужна.
– А это зачем, мы уж откосились, – спросил Андрей, стараясь ложкой пополней зацепить каши.
– Ты че, не знаешь? – спросил отец. – Боярин нам пригнал целый двор скотины.
– Да ну! – искренне удивился сынок, поглядывая на дверь.
На улице его уже ждали сверстники, и ему было не до боярской скотины.
От старосты Пантелеймон вернулся весь сияющий.
– Ну, жинка, – вытирая пот со лба, сказал он, усаживаясь за стол. – Староста-то… как поменялся. В избу завел. Дочка, хорошая девчурка… между прочим, одних годков с Андреем…
– Брось, дуралей старый, – жена махнула рукой, – старосте боярского сынка подавай, мошна-то у него не твоя.