Ветер усилился, разогнал свинцовые тучи. Проглянуло солнышко. Сосед начал приходить в себя. Не поднимая головы, пытался что-то сказать. Но все его слова сливались в какое-то мычание. Потом он поднял голову. По тому выражению, которое воспроизводило его вытянувшееся лицо, округленные глаза, было ясно, что он не понимает, где находится. Сознание возвращалось к нему медленно. Он увидел откуда-то взявшиеся мачты, почувствовал под собой ритмичное покачивание. Совсем недавно он испытал это. Неужели он еще не вернулся на землю, и те картины его земной жизни, которые он стал вспоминать, были просто сном, а они еще не добрались до дома? Где же Осман? Он взглянул на соседа.
– Нет! Не Осман. А кто?
Он не понимал раздавшееся удивленно-радостное восклицание:
– Братцы! Глядите! Да это же братья! Никак, двойняшки!
И действительно, новичок так походил на своего соседа, что их трудно было различить. У обоих волнистые темно-русые волосы, открытые карие глаза, прямые, с легкой горбинкой, носы, такие же волевые, выдвинутые подбородки, удлиненные лица. А разрез губ! Один в один. Правда, новичок пошире в плечах, помогуче выглядит. Но на рабских харчах быстро потеряет свое преимущество. Весть о двойняшках быстро пронеслась по кораблю. На них пришел взглянуть даже сам Грозный. Посмотрел, ухмыльнулся и, ничего не сказав, вернулся к себе. А что говорить, он это увидел в первую же встречу.
А между тем новичок продолжал приходить в себя. Увидев на ногах тяжелые цепи, которые он попытался стряхнуть, он стал догадываться, что что-то произошло. В памяти всплыли последние минуты его свободной жизни. Он скакал в гору, его охрана сильно отстала, и вдруг он почувствовал укол в спину… и стал терять сознание. И тут понял, что его заманили в ловушку. И этот корабль…
– Подожди, подожди, – сказал он сам себе, – я что-то подобное видел. Боже, да это же галера. Неужели та самая, которая тогда встретилась нам? Какие страсти о ней рассказывал тогда хозяин лодки! Неужели я вновь стал рабом? Господи! Да за что мне такая кара! Вот так съездил на Русь, отыскал Настеньку! Здравствуй, моя дорогая, моя самая любимая! Бедные мои родители! Живы ли? Да, отсюда вряд ли вырваться.
Дальнейшие его рассуждения прервал сосед. Увидев, что тот пришел в себя, он попытался с ним заговорить. На его голос новичок повернулся и увидел участливое, сострадающее лицо. Оно резко отличалось от окружающих, на которых было написано или полное безразличие, или даже ехидная радость. И его потянуло к этому человеку. Сосед улыбнулся и что-то сказал. Первые два слова, которые он понял, означали, что один из них – француз, а другой – урус.
Француз протянул ему руку и назвал себя:
– Раймунд.
Русский откликнулся:
– Андрей.
Они обнимались, хлопали друг друга по плечам.
Восстановление Андрея пошло полным ходом. К нему вернулся волчий аппетит. Тут на помощь пришел француз, делясь с ним своей нормой. Хозяин заметил это и приказал увеличить новичку норму. Хотел как можно скорее получить сильного гребца.
А потом? А потом началось успешное изучение французского и русского, благо корабль стоял без движения и заниматься было больше нечем. Первое время Раймунд, как старожил на корабле, взял под защиту Андрея, подсказывая, порой жестами, как правильно надо поступать. Надсмотрщики были злые и за малейшую провинность били хлыстом. Так что он его спасал от многих бед.
Но однажды ночью их мирная жизнь была нарушена. Вдруг появились надсмотрщики. Крича во всю глотку, они не жалели плетей. Произошло что-то неведомое для гребцов, и корабль срочно снимался с якоря. Не зажигая огней, чтобы не привлекать ничьего внимания, на всех парусах да еще с веслами, они стремились как можно скорее покинуть эти воды. И это бегство продолжалось довольно долго.
В один из этих дней француз простудился, на лице появилась испарина. По всему чувствовалось, что ему трудно стало справляться с такой нагрузкой. Его состояние не ускользнуло от зоркого глаза одного нумидийского надсмотрщика, огромного великана. Он подскочил и пустил плеть в дело. Француз попытался защититься и поднял руки кверху. Это, вероятно, еще сильнее озлобило стража. Он стал хлестать еще свирепей. Бедный француз издал жалобный стон, резанувший по сердцу Андрея.
– Не трожь, – поднялся он, защищая соседа.
Тогда страж бросился на него. Плеть ошпарила спину Андрея. От такой несправедливости ярость ударила в голову. Он с такой силой дернул свою цепь, что разломился пополам упорный брус. Андрей резко повернулся к нумидийцу, тот не успел что-либо предпринять и оказался в полной власти уруса. А тот, схватив гиганта за бока, поднял его над головой и, сделав пару шагов к борту, швырнул его в море. Все ахнули и замерли. К Андрею, выхватывая сабли, ринулись надсмотрщики. Еще мгновение и…
– Стой! – раздался грозный властный окрик.
Этот голос все знали очень хорошо. Он дважды не повторял. Стража замерла. И вдруг последовал громкий, залихвастский хохот. Это смеялся сам Грозный. Его рассмешила беспомощность стражника, когда Андрей держал его над головой. Да, такую силу надо беречь. Кончив смеяться, он приказал страже разойтись по своим местам. Вскоре пришел плотник и все восстановил.
После этого случая все прониклись к Андрею каким-то внутренним почтением. Надсмотрщики больше к Раймунду не приставали. Проходя мимо, даже не глядели в его сторону. А он почувствовал к Андрею безграничную мужскую привязанность. И теперь у них друг от друга не было никаких тайн. Долгие дни, когда галера, как хищник, ожидала добычу, они поведали друг другу не только о своей жизни, но и все сердечные тайны. Описали свои места, близких, родных. Узнав о сходстве, смеялись: окажись француз в эртогруловом бейлике, он сразу бы отыскал Эртогрула, брата Османа. Сходил бы к главному святому Эдебали, узнал бы Эвреноса.
А как описал Раймунд свою Тулузу, свой замок, мать, отца, брата, сестру! Андрею Тулуза даже приснилась. Он бродил по ее узким, извилистым улицам, свободно вышел к замку. Побывал и в комнате Раймунда. А горячо любимого дядю, который порой забывал, что он священник и хватался, как граф, за шпагу при малейшей, даже полушутливой, угрозе, узнал бы сразу. Не пожалел Раймунд и слов, описывая свою Жозефину. Ее розовые губки бантиком, шикарные волнистые волосы, томный взгляд голубых глаз. Незаметно разговор зашел о возвращении на родину. Когда команда погрузилась в сон, Андрей потихоньку спросил:
– Известны ли тебе случаи побегов с этого корабля?
– Да ты что! – зашептал он, озираясь по сторонам. – Разве ты не видишь, какие собаки нас стерегут! Тут два способа покинуть корабль: или ногами в море, или выкуп. Других способов нет. И я хочу тебе сказать, – голос его зазвучал торжественно, но так, чтобы другие не слышали, – я жду помощи или от отца, или от дяди, только бы узнали они, где я. А я клянусь Святой Девой, что не пожалею никаких денег, чтобы выкупить и тебя.
И он посмотрел на Андрея. Его взгляд говорил, что он не врет.
– И я тоже клянусь! – произнес Андрей, но очень уж неуверенным голосом. – Моя надежда – только Осман. Но найдет ли он меня?