…Иван застонал от боли.
— Ты чего? — услышал он голос Зуба.
— Чуть руки не вывернули, поганцы, — Шига добавил еще несколько крепких слов.
— Меня тоже, гады, так повязали, что лопатки, кажись, повыворачивали.
— За что они так? — спросил Иван.
— Черт их разберет, — Зуб тоже ругнулся. — Можа, кто донес, что мы убили его племянника.
— Пожалуй, ты прав. Не сносить нам теперь, видать, головы.
— Мы свое повидали. Парня жаль. Что-то он молчит. Эй, Кулотка, чего молчишь?
— Тута я.
— Ты тоже повязан? — спросил Зуб.
— Ага.
— Надо думать, как выбираться отсюда будем, — сказал Зуб.
— Дело говоришь. Давайте до кучи соберемся, — предложил Шига. — У меня одна мыслишка появилась.
Связанные по рукам и ногам, они какое-то время, подавая голоса, скатывались, чтобы оказаться рядом.
— Вот что я думаю, — зашептал Шига. — У тебя, Кулотка, зубы молодые, грызи веревки.
— У-у! — одобрительно загудел Зуб. — Давай-ка, паря, начинай!
Вскоре Зуб, поругиваясь, растирал свои оказавшиеся наконец на свободе руки:
— Вот гады, как стянули, ничо не ощущают. — Затем быстро и ловко освободил от пут товарищей.
Почувствовав волю, он хотел было сразу лезть наверх, да осек Иван.
— Дело погубишь, — зашептал тот. — Не изведав броду, не суйся в воду.
Зуб ощупал стены:
— Ишь гады, как ровно сделали. Ни бугринки, ни зазубринки. Зацепиться не за что…
— Во засадили, — промолвил Кулотка, — и не выберешься.
— Выберемся, — произнес Иван таким торжествующим голосом, что его товарищи поверили, будто друг знает некую тайну. — Становись, Кулотка, к стене. Зуб, лезь на него…
Иван дотянулся до края. Земля под руками обсыпалась, и он никак не мог зацепиться.
— Ну, ты чаво? — нетерпеливо прошептал Зуб.
— Тише ты… — ругнулся Иван, стараясь выкарабкаться наверх.
После второй попытки Ивану удалось наконец выбраться. Он ящерицей метнулся от ямы, но уткнулся в какую-то преграду. Ощупав, догадался, что это шатер. Стало ясно, почему в яме царила всегда кромешная темнота. Чтобы найти выход, Иван ощупью стал пробираться вдоль стены. Вдруг его рука наткнулась на связку веревок, с помощью которой охранники вытаскивали пленных на поверхность. Ивану захотелось кричать от радости.
И вот они втроем уже толкаются у полога. Иван осторожно выглянул наружу. Его догадка подтвердилась: действительно, ночь была в самом разгаре. Весь небосвод, точно вспаханное черноземье, был усеян алмазными зернами. Рогатый месяц, щедро одаряя звезды серебряной погудкой, понуждал исполнять их свой таинственный танец. Околдованная земля словно застыла в очаровании. И только размеренный храп спящих вповалку вооруженных половцев нарушал волшебную тишину.
Три тени выскользнули наружу. И тут же разбойничий свист заставил их припасть к земле. Бодрствующий половец, которого пленники в темноте не заметили, обнажив саблю, бросился на них. Шига метнулся навстречу оторопевшему стражнику и ударом головы сбил его на землю. Подоспевший Зуб заставил того замолчать навеки. Однако свист сыграл свою роль. Ничего не понимающая стража вскочила, обнажая по привычке оружие и лупая спросонья глазами по сторонам. Сообразительный Кулотка сдернул шатер и накрыл им воинов. Удар был не столь силен, сколь внезапен, и половцы попадали на землю. Но тотчас под пологом закипела ожесточенная возня, и Кулотке пришлось пустить в ход кулаки, чтобы усмирить незадачливых храпунов. Путь был свободен.
— Аскольд! — негромко воскликнул кто-то из троих, и всем стало ясно, что делать дальше.
Пленники бросились к темным силуэтам шатров. Но, куда ни заглядывали, везде, беспечно раскинувшись на шкурах, спали половцы.
Несмотря на всю осторожность, с какой действовали беглецы, ощущение надвигающейся опасности стало буквально наступать им на пятки. Приблудные собаки подняли лай, и чуткие к опасности половцы начали просыпаться и выглядывать наружу. Да и небо заметно посветлело. Пора было уходить. Уперся Кулотка:
— Без Аскольда не уйду!
— Стой, — крепко схватил Шига парня, — не валяй дурака. Много ты ему поможешь, когда поднимется эта силища? С головой под мышкой ты ему хочешь помогать?
— Как это — под мышкой? — не понял Кулотка.
— Дурень. Отрубят и дадут поносить. Теперь понятно?
Где-то вдали раздались крики. Наверное, стали приходить в себя оглушенные Кулоткой стражники. Лагерь просыпался.
— Пора сматываться, — сказал Зуб, положив тяжелую руку на плечо Кулотки.
— Не отчаивайся, парень, мы сюда еще вернемся! — Шига ткнул Кулотку пальцем под ребро и загадочно улыбнулся.
После отъезда князя Ярослава Всеволодовича из Батыевой ставки хан несколько дней пребывал в приподнятом настроении: сломил-таки он этого уруса. Заставил склонить до земли гордую голову!
Хан часто теперь вспоминал картину, когда рослый урус пал перед ним на колени и стоял так, пока он, хан, не насладился его покорным видом и не приказал ему подняться. За безропотную покорность наградил он князя великим чином. Пусть знают урусы, чего хочет от них хан. Теперь он, хан, будет владеть урусской землей именно через таких вот покорных его воле князей. Но он будет за ними следить. А при малейших признаках измены — лишать жизни. И велит щедро награждать тех, кто будет доносить ему о тайных сговорах покоренных князей. Они будут грызть глотку друг другу, а хан будет править всеми их дурацкими княжествами.
Да разве от таких мыслей не поднимется настроение?! На радостях хан даже соизволил заявиться в Эндерун, чем привел старшую жену в трепет. Дородная, с живыми горящими глазами, женщина встретила своего повелителя с дрожью во всем теле.
Отдохнув, после обеда хан вновь стал принимать разных посланцев. Очень долго говорил с папским легатом. Римлянин охотно рассказывал ему всякие интересные истории. Поведал о рождении и расцвете Рима. О людях, которые обеспечивали ему величие: Гнее Помпее, Марке Крассе, о походах и гибели Цезаря. На что намекал легат, хан мог только догадываться. Особенно нравилось слушать хану о походах Александра Македонского, который достиг рек Оксы и Яксарты. Эх, не был там Батый. Но проходили те места кони джихангира. Как переплетаются судьбы! Оказывается, почти через тысячу лет другой ан-Насир провел по тем местам свое войско!..
— Великий хан, — слышится вкрадчивый голос легата, — ты уже вписал в книгу истории свое имя. Оно стоит рядом с именами других великих полководцев. Непокорная, горделивая и своенравная Русь лежит у твоих ног.
— Не вся еще, не вся, — перебил хан, очнувшись от своих дум.
— Ты сделал великое дело — сокрушил ее оплот. Посчитай сам, сколько ты уже покорил княжеств и сколько осталось. Разве последние смогут устоять перед твоим победоносным войском? Твоя империя будет простираться от Варяжского моря до Понта Эвксинского. Надо просто удержать их в повиновении.