— И ты еще смеешься?! — Маргарита посмотрела на брата так, что улыбка с его лица мгновенно сбежала. — У твоего ярла наверняка есть дочь. Вот и женись на ней. А меня оставь в покое. Трус!
Об Аскольде, казалось, забыли. Не имея возможности вести счет времени, козелец чувствовал, что прошло уже изрядное количество дней, а его никто никуда не звал и не таскал. Его это радовало. По выдолбленным в стене приступкам он мог подняться уже довольно высоко. Однажды ему показалось, что он вот-вот дотянется рукой до кромки ямы, как вдруг над его головой словно мелькнула молния. Оказалось, кто-то отбросил полог. Сверху тотчас раздался зычный голос:
— Урус, тебя требует хан! — И вслед за этим к его ногам упал конец веревки: — Держи!
Хан встретил козельца подозрительно милостиво. На его суровом лице возникло даже некое подобие улыбки, не сошедшее и после того, как русский посланец, сделав несколько шагов, остановился перед владыкой с гордо поднятой головой. На дерзкий вызов уруса хан не ответил, сделав вид, что ничего не произошло. Хотя косым взором своих острых глаз заметил, как недоуменно переглянулись меж собой знатные кипчаки.
«Ничего, этот тумак у меня еще покается, когда я возьму у него то, что принадлежит мне по праву».
Величественным жестом хан усадил уруса у своих ног. Аскольд нехотя опустился на пышные шкуры, вперив в лицо хана настороженный взгляд.
— Гордость может возвеличить человека, но она никогда не приносит ему пользы, — услышал он чей-то вкрадчивый голос.
Аскольд оглянулся. Рядом сидел уже знакомый толмач. Хан что-то произнес. Толмач, покачивая головой, заговорил:
— Великий и достойный, милостивейший и лучезарный, мудрый и добрейший мой повелитель хочет объявить тебе, принесшему на его землю кровь и слезы, свою волю. — Переводчик выжидающе посмотрел на Котяна, и тот сказал еще несколько слов. — Но прежде чем ты ее услышишь, — продолжил старик, — хан повелевает отвести тебя в один из его шатров и угостить достойно. Как подобает угощать дорогого гостя.
Аскольд неопределенно усмехнулся: «То обвиняют в преступлении, то вдруг величают дорогим гостем. Ох уж эти хитрости степняков! Но склада они у меня не получат! Ишь, чего захотели. Не на того напали — на мякине не проведешь!»
В шатре, куда его препроводил десяток дюжих воинов, гостя, похоже, ждали. Что-то наподобие стола, только на коротких ножках, возвышалось на пестром восточном ковре. Вокруг не было ни скамеек, ни кресел. Только шкуры. Но внимание Аскольда привлекло лишь обилие яств. Голод, загнанный далеко вглубь заботами и переживаниями, вдруг вырвался наружу. В довершение всего неслышно раскрылся шелковый занавес, и прекрасная кипчанка на огромном серебряном подносе водрузила в центр стола дымящегося барашка. Было от чего сойти с ума.
Аскольд закрыл глаза. Мысленному взору предстала Всеславна. Ее нежная улыбка заставила козельца взять себя в руки.
Но искушения продолжались. Кипчанка ласково взяла его за руки и подвела к столу. Не глядя на нее, Аскольд опустился на шкуры. Она преподнесла ему кубки с вином, но он отрицательно покачал головой. Зато барашек начал таять на глазах. Кипчанка, присев рядом, с интересом наблюдала, как урус расправляется с ним, и сдержанно хихикала.
Утолив голод, Аскольд стал искоса посматривать на стражников. В нем заговорила сила, и появилась коварная мысль избавиться от своих надсмотрщиков.
— Эй, налетайте, — крикнул он, приглашая рукой к столу, — тут всем хватит!
Его жест был красноречив, и неизвестно, как развернулись бы события дальше, но в шатер внезапно вошел толмач.
Девушка встала и ушла. Старик налил себе вина и отпил несколько глотков.
— Ты можешь жить так же, — кивнул он на стол. — Стоит лишь…
— …нарушить слово, — закончил за него Аскольд.
Переводчик пожал плечами.
— Ты видел эту девушку? Хороша, не правда ли? Ты знаешь, кто она такая? Это сродственница самого хана, и он готов отдать ее тебе в жены.
— У меня есть жена. Другой не надо, — отрезал Аскольд.
— Молодо-зелено, — изрекает толмач, отправляя в рот крупную виноградину. — Хан одарит тебя табунами. Даст под твою руку много воинов. Ты станешь богатым и знатным. А что ждет тебя на родной земле? Вся она покрыта пожарищами да пеплом. Татарин от нее не отстанет. Котян умен. Он понял, что Русь татар не осилит, и бежал под крепкую руку венгерского короля. Куда ты пойдешь? Русские князья передрались меж собой. Даже общее горе не смогло объединить их. Князь Черниговский сидит, как хорек, в своей норе и боится каждого хруста. За плечами у него — Галицкий князь.
— Откуда тебе это известно? — не удержался от вопроса Аскольд.
Старик усмехнулся:
— Поживешь с мое, узнаешь. Одно я тебе скажу, как кровному брату: хан тебя отсюда миром не выпустит. Он спит и видит, как вернуть свое богатство. Здесь, на чужой земле, оно ему ой как нужно. Вразумись, дурья башка, жизнь дороже!
— Нет. Передай хану, что никакими посулами он меня не купит. Я — посол Великого князя и…
Переводчик перебил:
— Ты — убивец. Твои руки обагрены кровью ханского сородича. Не забывай этого!
— Я уже говорил: его отряд первым напал на нас! Ты что, хотел, чтобы голова посла лежала сейчас перед твоим ханом?
— Я пытался убедить хана в этом, — скривился старик. — Но вместо того чтобы прислушаться, он, думаю, заподозрил меня в сострадании к тебе.
Аскольд расхохотался:
— Ты — верный ханский пес, ты преданно служишь хозяину!
— Я старый человек, — смиренно ответил толмач, — и мне поздно думать о другой доле. Я не хочу с веревкой на шее плестись по дорогам, пропахшим полынной гарью…
— Я презираю таких, как ты. Многие русские предпочитают мучения, а не предательство родной земли! — Аскольд был безжалостен.
Старик горестно опустил голову. Подняв ее, он произнес:
— Не суди меня строго. В твои годы я тоже летал, как орел, не чувствуя под ногами земли. А жизнь заставила опуститься и гнуть спину перед теми, кого и я когда-то презирал.
— Мой отец тоже был в неволе! Но он не сломался!
— Мы с твоим отцом, видать, разные люди, — вздохнул толмач. — Он смог это сделать, а я, грешный, нет. Каюсь. Но вот что я тебе скажу, — он придвинулся и перешел на шепот. — Ты мил моему сердцу. Мне ведомо, как геройски ты сражался с татарами. И я хочу тебе помочь. Ведь здесь, на чужбине, мы с тобой — родные люди.
Аскольд взял старика за плечи и приблизил к себе:
— Тогда скажи, где мои друзья.
Старик осторожно освободился от рук Аскольда и, покосившись на охрану, тихо произнес:
— Они бежали. — И добавил: — Но хан послал людей, и их наверняка скоро схватят.