На мгновение Катя почувствовала, что он стал прежним, – сейчас скажет: «Да черт с ними, с делами, вечером прилечу, жди».
Но он только снова вздохнул. Однако дельный совет все-таки дал:
– Да, ты не жадничай, купи себе карточку, как у меня, потом выбросишь – зато говорить будем бесплатно, усекла?
– Игорь, еще. Узнай, пожалуйста, об отравлении инсулином. Симптомы и все такое. А то действительно, как бы я не напрасно… Ты же с Камышевой, кажется, на короткой ноге… Очень нужно. Только быстро. Хорошо? И еще: Петриченкова Оксана Андреевна, год рождения… черт, забыла! Ладно, навскидку – двадцать – двадцать два года. Пробей, не сидела ли, а если сидела, за что и где. Если можно, побыстрее. Запомнил? Лучше запиши.
– Петриченкова Оксана Андреевна. Двадцать – двадцать два.
– Правильно.
– Будет сделано. Как только, так сразу. А ты давай, купи карточку и быстренько сбрось мне номер.
Вот это точно был прежний Лысенко. Может быть, он там захандрил, потому что людей не хватает и работа замучила? Нет, сказал же, что личное…
* * *
И роют, и роют… Того и гляди нароют… Рыжая эта малахольная, ты смотри, какая шустрая, придумала, что они бабку… Ну и фантазия! Сначала Оксана полагала, что пронесет – мало ли, что эта идиотка наплела, а потом… Народу понаехало, до вечера шныряли везде – и в саду, и у калитки, и что-то там в комнате, где бабка померла, полдня делали. А рыжая эта в сторонке сидит, как будто и не ее рук дело. Но наблюдает весьма внимательно. Дотошная… Мало головой приложилась! А может, и не мало? Ничего ведь никому не сказала, и ей не напомнила ни разу. Есть такая болезнь, они в училище не учили, но она знает – амнезия. Потеря памяти. От нервного расстройства или если очень сильно головой удариться, память отшибает. Бывает, человек ничего не помнит о последних нескольких минутах, бывает – часах. А бывает, и вообще ничего не соображает, кто он, что с ним…
Эта, конечно, кое-что понимает, но ничего пока не спрашивает. Может, действительно пронесет? Сидит с таким видом – девочка-целочка… Кто бы подумал, что она из ментовки! Шныряла тут везде, сучка ментовская, вынюхивала небось, подслушивала… Ваньке наконец привезли этот проклятый инсулин, хоть от сердца отлегло. А свекрови будущей так до сих пор и нет, уже недобрые предчувствия какие-то появились, вдруг и ее где-нибудь… Фу ты, вспотела даже! Глупости какие в голову лезут. Ну, померла бабка. Ну, завещания не оставила. Так она ж старая совсем была! Мумия египетская ходячая… Да еще и с характером. Уперлась, и все тут. От своего упрямства и померла. Так что ж теперь? А эта рыжая волну гонит: убили, убили!.. Да кто ее трогал… Бегают все вокруг… И есть хочется ужасно. Прислуга эта, Светлана Петровна, что себе думает? Готовить кто будет? Из-за всей этой кутерьмы даже не обедали.
Оксана вошла в кухню, открыла холодильник. Нет, мороженого сейчас не хочется. Лучше сварить кофе и сделать пару бутербродов. Ванька тоже хорош – заперся у себя в комнате, только и сказал: «Хочу побыть один». Он один, а она тут у всех на виду и места себе не находит…
– Кофе будете пить?
Господи, да она сейчас чуть полпальца не отхватила!
– Я бы тоже выпила… если можно.
Оксана неприязненно посмотрела на просительницу. Кофе ей – после того, что она здесь заварила! Спросила, вложив в голос как можно больше сарказма:
– С бутербродом?
А этой все как с гуся вода:
– Если можно…
Сидит на табурете, качает ногой в пластиковом шлепанце, вертит рыжей, коротко остриженной головой и глазки строит невинные. Кофе ей! С бутербродом! Впрочем, лучше, наверное, с ней все же не ссориться…
– А куда вы дели коробку, Оксана?
Ноздреватая, вкусно пахнущая пенка поднялась, перелилась через край, залила всю плиту, запахло горелым.
– Вот черт! Черт, черт, черт!!!
– Не нужно так нервничать. Так куда все-таки вы дели коробку?
Оксана с грохотом швырнула турку в мойку и, не оборачиваясь, спросила:
– Какую коробку?
– Актриса из вас, Оксаночка, никакая.
– Да? – спросила та с вызовом, повернулась и полыхнула глазами. Но на рыжую это не подействовало.
– Да, – спокойно подтвердила она.
– Я ее не брала, – отрезала девушка. – Ну что вы прицепились ко мне с этой коробкой? Я в любой день могла ее взять и на место положить – мы же с Ванькой в одной комнате живем!
– Или инсулин?
– Зачем мне Ванькин инсулин?
– Кофе вы будете варить или я?
Что-то эта невеста внука Вани сегодня выглядела совсем не такой уверенной, как всегда. Даже ее яркая красота несколько поблекла. И в жаркий летний день поверх обычной майки Оксана накинула джинсовую курточку с длинными рукавами. Не для того ли, чтобы скрыть татушку от цепких взглядов приехавших оперов? То, что эта девушка побывала в местах не столь отдаленных, Катя заподозрила сразу же, как только увидела татуировку – розу, обвитую колючей проволокой. Постороннему глазу изображение ничего не говорило: сегодня многие девушки украшают себя татушками. Красиво, модно. Да и рисунки еще те бывают! У этой даже не самый интересный. Ну, роза, ну, колючая проволока. Однако на языке посвященных этот символ значил: «Совершеннолетие встретила на зоне». А зона женская для несовершеннолетних была в государстве всего одна – в Мелитополе. Так что, зная ее имя и фамилию, Катя через час выяснила и все остальное, касающееся этой девушки. Конечно, не слишком красиво шантажировать ее прошлым, но на войне, как говорится, все средства хороши…
Да вари ты сама свой проклятый кофе! Оксана не знала, куда деть руки, – все внутри тряслось, подрагивали пальцы, раздувались крылья носа…
Ну, голубушка, руки-то ты за спину спрятала, а на личике – все как по бумаге читать можно. Что ж ты такая нервная? Нужно с тобой срочно что-то делать, а то и гляди…
– А растворимого здесь нет? Варить, вижу, вы не умеете. Так я бы выпила и такого.
– Есть, – мрачно произнесла Оксана. – Людмила Федоровна для себя держит. Только без кофеина.
Она щелкнула кнопкой – зашумел электрочайник. Варить кофе она, видите ли, не умеет! И актриса из нее, видите ли, никакая. Вот дрянь! Нарочно она ее злит, что ли? Конечно, ей ли не знать. Это их ментовская метода такая. Ждет, пока сорвусь и наговорю черт знает чего. Ладно… Долго тебе придется ждать!
Девушка повернулась спиной к Кате и с демонстративной невозмутимостью стала нарезать бутерброды. Вот и хорошо, руки заняла. Заодно и успокоиться можно, и обдумать, как себя дальше вести с этой рыжей…
Сиди сейчас Катя в своем кабинете, насколько было бы проще… И относительно сбора информации, и баз данных, которые всегда под рукой. А здесь – ничего, кроме ее догадок и знаменитого старинного дедуктивного метода, который еще Шерлок Холмс придумал. Знать бы только, как им правильно воспользоваться. Ладно, она сыскарь невеликого ранга и вообще привыкла работать в команде. Велено ей пока просто поговорить со всеми – она и разговаривает. Однако беседует о том, что сама сочла нужным. С приезжей бригадой она, если честно, общего языка не нашла. Статус ее они сообщили: пока свидетель. От помощи, конечно, не откажутся, но официального подтверждения на Катино участие в деле пока нет. Выслушали все ее догадки, переглянулись, вежливо покивали. Врач даже шишку Катину осмотрел, поцокал языком. В больницу свозить предлагал. Катя ему не говорила, что у нее до этого было, но шрам он, наверное, и сам заметил. В больницу она не поехала, но полежать бы ей сейчас не мешало. Наверное, все-таки есть сотрясение. Приезжие пинкертоны явно хотят от нее отбояриться: экспертизу пообещали провести как можно быстрее, но все делают как-то без энтузиазма, не спеша. Даже труп только сейчас увезли. Или стиль работы у них здесь такой, или не поверили они ей, Кате. Скорее последнее. Ариадна Казимировна была уже, что ни говори, очень стара. И этот ее фортель – завещать дом подруге – мог быть приписан старческому слабоумию или, скажем, ссоре с дочерьми. Да мало ли что пожилому человеку в голову может взбрести! Старухи, они обидчивые. С другой стороны, завещание всегда можно оспорить, к тому же хозяйка дома могла и сама передумать. Кроме того, любимая подруга, может статься, умерла бы и раньше ее. Зачем же было убивать? Проще купить справку о душевном нездоровье. Да и дешевле. Или кто-то из них не выдержал, сорвался? Долги? Вероятен и такой вариант…