– Да, будьте любезны. А то я здесь почти не бывал… Похороны когда, не знаете?
– Завтра в десять.
– А кроме вас еще родственники будут присутствовать?
– Ой, я не знаю, – смутилась Катя. – У нас с мамой подходящей одежды нет… мы же не знали… И родство такое… уж очень дальнее. Я знаю, что Светлана Петровна пойдет, ну, так она сколько лет здесь! А мы в этом году первый раз… и не общались совсем… – Катя очень ловко разыграла смущение. Ни к чему этому постороннему человеку знать, что они с матерью умершим никакие не родственники, а Катя так и вовсе…
– Нет, это неудобно, – продолжила она. – Мы даже уехать хотели, но билеты не смогли поменять.
– Да, с билетами сейчас напряженка, – согласился нотариус. – Самый сезон!
– Так мы завтра, чтобы не мешать, на экскурсию поедем. На целый день. В Ботанический сад. Уже и билеты взяли.
– А мне нужно будет послать цветы, – решил нотариус. – Я все-таки этому семейству не совсем посторонний! А… здравствуйте, Елена Аристарховна!
– Юрий Викторович? – Катю дама проигнорировала.
– Крепитесь, Елена Аристарховна… Такое горе! Сочувствую всем сердцем.
– А вы…
– Людмила Федоровна вызвала.
– Да? – удивилась дама. – А я думала, вы по поводу сейфа…
– А что с сейфом? – в свою очередь удивился нотариус. – Не открывается? Не последовали еще моему совету отвезти все в банк?
– Ах, Юрий Викторович, сейчас не до сейфа, – отмахнулась Елена. – С похоронами этими столько мучений! Бумажек целую кучу понадобилось оформить! Это не считая моральных страданий! Мама, сестра… С ума сойти! Так что не до сейфа. Не один год хранилось – полежит еще неделю-другую. Ну, я пойду, – попрощалась она, не доходя до двери Людмилы Федоровны. – До сих пор эту интриганку не могу видеть! Свела в могилу и мать, и сестру…
* * *
Вика задерживалась, что, впрочем, при ее работе было немудрено. Катя все сидела, скучая, но уже не у ворот, где стало слишком жарко, а на скамье-качалке у дома. Время шло, вот мимо прошагал нотариус, кивнул ей, прошел по аллее вверх, а там, наверное, сел в машину и уехал. Катя заранее ему показала, как открываются ворота кнопкой на калитке, чтобы не подниматься еще раз самой. Только она достала телефон, чтобы позвонить Вике, как из дому вылетела возбужденная Светлана Петровна, порыскала глазами и позвала:
– Катя!
– Что, Людмиле Федоровне опять плохо?
– Ой, да Людмиле-то Федоровне… Отказалась она от наследства-то! – Прислуга плюхнулась рядом.
– Как отказалась?
– Да вот так! Начисто! Ничего, говорит, не хочу, ничего мне не надо. И в пользу Ваньки переписала.
– А что ж вы ее одну бросили? – поинтересовалась Катя.
– Идите, говорит, и скажите им… немедленно! Вот я и пошла. – Светлана Петровна развела руками.
Катя не стала ей напоминать, что она к числу тех, кому немедленно просила сообщить условия своего завещания Людмила Федоровна, не относится, но была благодарна словоохотливой домработнице, что та не скрыла от нее новость.
– Боится, что ее тоже… того, – сделала вывод Светлана Петровна. – Прям трясется вся! И где теперь сама-то жить будет?
– А вы думаете, что их всех убили? – шепотом спросила Катя.
– Это вы так думаете, – поправила ее прислуга. – А я с самого начала говорила – Валерочка-то с горя помешалась, а Ариадна-то Казимировна сердцем страдала, да еще такое сотворила – поперек семьи пошла. Ну и допереживалась… Легко ли – супротив всех выступить! А года-то не те, чтобы фордыбачить! Ну а теперь-то все Ванькино будет. Побегу, надо сказать ему, что ли? Вы-то на похороны завтра идете или как?
– Ой, да нам неудобно как-то…
– И то правда. Еще подумают, что вам чего-нибудь от наследства нужно. Вы, если сможете, с Людмилой-то посидите, ей доктор категорически лежать велел, какие уж там похороны! А мне край нужно идти – шутка ли, столько лет проработала!
* * *
В комнате было тихо. Катя сидела в уголке, размышляя, сказать – не сказать… Она уже давно сложила два и два и получила результат. Людмила Федоровна, обложенная подушками в своей кровати, делала вид, что читает. Катя искоса посмотрела на часы. Уже десять… В доме было очень тихо – все уехали на кладбище, Катя осталась с Людмилой Федоровной, а Ирина Сергеевна сидела в их домике, закрыв двери, плотно задернув шторы, и вела себя беззвучно, словно мышь, как было велено ей дочерью.
Наконец чертово любопытство, которое никогда не доводило Катю до добра, взяло верх. Она просто не могла уехать через несколько дней, так и не узнав всей правды!
– Людмила Федоровна, а зачем вы вкололи своей подруге инсулин? – спросила она напрямую.
Людмила Федоровна дико на нее взглянула, приложила руку к сердцу, и Катя тут же раскаялась – ну кто тянул ее за язык? Какая будет в этом высшая справедливость, если еще и эта, последняя из «сбрендивших старух», умрет у нее на руках?
Но Людмила Федоровна только подышала, открыв рот, а затем тихо сказала:
– Она сделала мне очень больно. Очень больно… Мне было даже больнее, чем сейчас. Она меня предала… Она была единственным человеком, которому я доверяла. Беззаветно. И я хотела, чтобы ей тоже стало больно… хотя бы физически… Хотя бы на несколько минут. Это было низко с моей стороны. Но тогда я себя не контролировала. Сейчас я бы все отдала, чтобы этого не случилось. Но слишком поздно. Все уже произошло… – Она помолчала. – Но я хочу знать… Хочу знать, как вы догадались?
– Ну, это несложно… – Катя, смешавшись, растеряла весь запал. Сейчас ей очень хотелось бы, чтобы этот разговор никогда ею не начинался. И еще: она была буквально потрясена тем, что старая женщина не кричала, не плакала, не отпиралась. Да, действительно, Людмила Федоровна была способна на поступок!
– Но вы ведь не думали, что это ее убьет? – спросила Катя.
– Боже упаси… – Людмила Федоровна тяжело сглотнула. – Я думала… я жаждала, чтобы и она страдала… Как я… У меня была такая боль!.. Просто невыносимая боль… И я хотела, чтобы она тоже не спала… чтобы и у нее тоже саднило. Хоть немного! Хотя бы место укола. Это было мелко с моей стороны… такая бытовая, мизерная месть… И глупо. Но, я надеюсь, это была последняя глупость, которую я совершила в жизни. Вы, наверное, по долгу вашей службы желаете все знать? – Людмила Федоровна не спрашивала и не ждала ответа. Теперь, когда у нее был собеседник, знающий всю правду, или почти всю, у нее появилась потребность выговориться.
– Она попросила дать ей снотворное, – продолжила свой рассказ старая женщина. – Я пошла за ним… И я собиралась вместо таблетки сделать ей укол. Я как раз колола Арине витамины В6 и В1, знаете, это очень неприятные уколы, болезненные. Я хотела вместо снотворного уколоть ей витамин. Чтобы у нее болело и она не спала… Да, а в кухне на столе лежала упаковка этого лекарства. Наверное, его забыл там Ваня. Его было так мало! Я все набрала в один шприц. Я вернулась к Арине и сказала, что снотворное осталось только в инъекциях. Я думала, что укол будет болезненный, гораздо больнее, чем даже витамин…