– Как вкусно пахнет! – не удержалась от довольно искренней похвалы Мари-Анжелин.
– Ужин вам подадут в комнату.
Что ж, уморить ее голодом не собираются, уже неплохо. Они миновали помещение, которое было, очевидно, кухней. На пороге следующей комнаты шофер, который крепко держал План-Крепен слева, отпустил ее.
– Ступайте осторожно, лестница винтовая, узкая, перила справа. Я буду идти сзади вас, – предупредила женщина.
Они поднялись вверх на три этажа, не меньше, так что комната, как видно, располагалась в старинной башне. Высокие каменные ступени были истерты временем и ногами. Мари-Анжелин насчитала сорок ступеней, когда они наконец остановились.
– Вот вы и на месте, – сказала женщина, отворяя свободной рукой дверь. – Пройдите немного вперед, и я сниму с вас очки.
Нельзя сказать, чтобы в комнате было очень светло, но и к этому свету Мари-Анжелин нужно было привыкнуть. Она заморгала, сняла перчатки, сунула их в карман и хорошенько протерла глаза. Теперь она могла осмотреться. Она стояла в квадратной комнате с деревянной мебелью и древними каменными стенами. Подоконник квадратного окна свидетельствовал о непомерной толщине стен. Два железных прута крестом делили окно на четыре части. Да, ей предстояло жить в старинной башне. Интересно, сколько времени?
Но жить в этой комнате было можно, в ней было все необходимое. Дубовая кровать с матрасом, простынями – грубыми, но все-таки простынями, – подушкой, валиком, одеялом и периной. Более того, неожиданная роскошь – возле кровати коврик, правда, больше похожий на дерюгу. У изголовья ночной столик, и на нем стоит керосиновая лампа. Посередине – круглый стол с подсвечником и связкой свечей. В углу конторка, какие так любили в прошлые века, а перед ней стул с соломенным сиденьем. Доска у конторки опущена и видно, что там есть бумага и перья. У двери «умывальник», который «гостья» при других обстоятельствах сочла бы весьма обветшалым, но теперь была очень рада и тазу на столике, и добротному фаянсовому кувшину.
– Здесь у вас есть все необходимое, – сообщила Мари-Анжелин ее спутница. – По крайней мере, мне так кажется. Если вам что-то понадобится, рядом с кроватью стоит колокольчик. Вам достаточно только позвонить. Сейчас вам подадут ужин.
План-Крепен подошла к ночному столику и открыла его, он был пуст.
– Но что мне делать в случае физиологической необходимости? – бесстрастно осведомилась она.
– Ой, правда! Я забыла. Прошу меня извинить.
Женщина открыла маленькую дверку, раздвинув занавеси позади кровати, за дверкой находилось сооружение, похожее на деревенскую лавочку, сбитую из досок, с крышкой посередине. Крышка прикрывала дыру, которая заканчивалась, скорее всего, в самом низу башни.
– Хорошо, я поняла, – ледяным тоном откликнулась Мари-Анжелин. – Я предпочла бы обойтись без головокружительных экспериментов. Надеюсь, что в жару запах смолы одолеет все другие.
– В здешних местах фермеры используют все отходы. На нашей ферме тоже так поступают, но мы еще пользуемся известью.
– Ах, вот оно что! А это уютное местечко, получается, используется круглый год?
– Вы задаете слишком много вопросов, мадемуазель, – сухо отозвалась женщина. – Вам так же, как мне, ничего не остается, как подчиняться полученным распоряжениям. А что касается вопросов, то я тоже осмелюсь задать вам вопрос: вы привезли то, о чем вас просили?
– А иначе, зачем бы я стала приезжать?
– Извольте отдать мне то, что вы привезли.
– Вам?
– Разумеется, мне. Разве тут есть еще кто-нибудь?
– Я отдам его тому, кто написал мне письмо. На его призыв… Отчаянный, я бы сказала, я ответила, совершив самый постыдный в моей жизни поступок, обокрав моего дорогого друга и родственника. Поэтому только ему я отдам то, что привезла.
– Как вы это себе представляете? Думаю, для вас не секрет, что его заставили написать вам письмо. Сам бы он никогда не попросил помощи у дамы.
– Да, конечно, я понимаю. Но пусть его «заставят» приехать сюда. Я отдам за него выкуп, его освободят и позволят нам уехать вместе.
– На автомобиле, который отдадут в ваше распоряжение? А вы в самом скором времени вернетесь в сопровождении жандармов или полиции. Нет, на такое они никогда не пойдут.
– Очень жаль. А что если бы господин де Хагенталь…
– Пожалуйста, без имен!
– Чего вы боитесь? Горного эха? Шума лесов? Мне кажется, мы тут в полном одиночестве!
Ответом Мари-Анжелин было донесшееся издалека мычание. Она улыбнулась:
– А, коровы! Но они никогда не отличались болтливостью. Итак, я хотела бы знать, где мы все-таки находимся.
– В Франш-Конте. Больше вам знать не положено.
– Вы так думаете? А что мне положено знать?
– Что вы здесь в безопасности.
– В такой безопасности находятся узники в камере. Ваше гостеприимство носит весьма спартанский характер. Ничего лучшего вы не можете мне предложить?
– К сожалению, не можем. Вам придется удовлетвориться этим, пока вы будете находиться у нас.
– А кто вы такие?
– Наши фамилии вам все равно ничего не скажут, так что обойдемся без них. Зовите меня Жанной, шофера – Батистом. Думаю, вам не доставит удовольствия, если мы вдвоем с Батистом примемся вас раздевать, для того чтобы найти драгоценный камень? – осведомилась женщина, показывая на шофера, который вошел с чемоданом в руках.
– И, как мне кажется, в письме вас просили исполнять все наши просьбы.
– Чего только не напишешь под диктовку! Потому я и предпочла бы передать «предмет» в собственные руки просителя.
– Проситель написал вам письмо, но он не обладает свободой передвижения.
– Так пусть его привезут сюда! По крайней мере, я буду иметь удовольствие его увидеть.
– Вы с ним увидитесь… Но позже. Сейчас он болен.
Мари-Анжелин вспыхнула от гнева, как факел.
– Болен? И вы мне ничего не сказали? Вы должны немедленно отвезти меня к нему! И если его пытали…
– Да нет, ничего подобного не было. А отвезти вас к нему нельзя, он не хочет подвергать вас опасности ни за что на свете. И решать мы ничего не можем, мы же слуги и только. И вы тоже ведите себя разумно, – прибавила женщина, смягчив голос. – Так будет лучше и для вас, и для него. Он же просил вас исполнять все, о чем вас попросят.
Вспомнив, в каком положении находится благородный рыцарь, Мари-Анжелин решила, что сейчас не время упорствовать, и приготовилась выпить до последней капли горькую чашу унижений. Но все-таки продолжала стоять на своем.
– Сколько времени я должна пробыть здесь после того, как отдам драгоценность?
– Не знаю, мадемуазель. Но вы должны знать, что здесь вы у «него» и что мы его слуги. И вас, и нас это обязывает к беспрекословному повиновению, что бы мы при этом ни думали. И, пожалуйста, не задавайте больше вопросов. Я и так сказала вам слишком много.