Саша отшатнулась было, но племянник профессора не позволил ей отойти. Крепко, но осторожно он удержал ее за руку, и девушка почувствовала, что в этот раз Кан Сяолун не лжет.
– Позвольте, – не попросил – приказал он, и мисс Сян сдалась.
– Хорошо, – выдохнула она. – Помогите мне, господин Кан.
Империя Цинь, 207 г. до н. э.
Татьяна
С вершины горы открывался потрясающий вид на окрестности. Он стоил того, чтобы потратить час на подъем. Да и если не торопиться, останавливаться и попутно собирать лекарственные травы в бамбуковую корзинку, то время пролетит незаметно и ноги не устанут. В скальном храме китайской богини христианка Татьяна чувствовала себя почти как дома, так здесь было тихо и спокойно. Ни бесконечного чириканья крестьянок, ни…
– Что, прячешься от героя?
Даос материализовался из золотистого сияния и завис в воздухе, словно бы насмехаясь над силой земного притяжения.
– Как вы это делаете, дедушка Линь Фу? – в который раз поразилась Таня.
– Духовные силы человека вообще-то безграничны, дитя, – снова отмахнулся от вопроса Колобок. – Ты мне лучше скажи, почему опять сбежала от генерала Сян Юна? Он сейчас слабее котенка, какое там приставать? Да и не станет он, – рассуждал даос, нарезая плавные круги вокруг алтаря Нюйвы точно гигантский шмель. – Боишься его? Зря. Пальцем не тронет. Так в чем же дело? Не люб?
– Дедушка! – вспыхнула небесная дева. – Ты как будто сватаешь меня за этого человека. Я его не знаю совсем, чтобы любить или не любить.
– Чепуха! – фыркнул Линь Фу, перевернулся и поплыл уже на спине. – Любовь, как и огонь, разгорается либо от вспышки, либо от трения. Он-то уже вспыхнул, а значит, тебе потребуется второе.
И хитрый старикашка с хихиканьем показал, какого рода трение подразумевает.
– Ах ты! – взвилась Таня.
– Не трожь священные статуэтки! – строго предупредил даос, спикировав на потенциальную осквернительницу. – Я жизнь прожил, дурного не посоветую. И всегда говорю правду.
– А можно и мне полетать? – Девушка решила отвлечь Колобка от неудобного разговора. – Я тоже хочу. Ну пожалуйста!
Но не тут-то было.
– Только если спустишься в деревню и посидишь вечерок-другой с нашим Сян Юном, – отрезал даос.
Не то чтобы древний генерал Татьяне так уж не нравился. Даже наоборот. Он был милый, уместно и тонко шутил, знал множество забавных историй и хорошо пел. Сразу видно, аристократ. Но воспоминания о том, что этот длинноволосый красавчик совсем недавно натворил в Фанъюе, все еще не давали Тане почувствовать к нему симпатию. Этот человек убивал так же легко, как и дышал.
Война никого не делает лучше, она калечит добрых, губит милосердных, не щадит беззащитных, а превозносит только жестоких. Вчерашние галантные кавалеры и желанные гости в домах, где есть девушки на выданье, любители поэзии и ду́шки, уже через год-два творили невиданные зверства со своими же соотечественниками и единоверцами. Таню теперь не проведешь, она знала, что таится за выправкой и манерами. К тому же кто сказал, что она не собирается вернуться в свое время? Очень даже собирается.
Что-то в этом духе она попыталась объяснить дедушке Линь Фу. Умолчала она лишь про то, что написано будет спустя несколько веков великим Сыма Цянем про сильного, но жестокого князя из государства Чу. Верно сказано в книге Экклесиаста: «Во многом знании – многие печали».
– М-да? – Даос завис вверх ногами так, чтобы его глаза-щелочки находилось прямо напротив Таниных. – И как ты собираешься вернуться к себе… туда… к своим извергам и чудовищам с огнедышащими палками, а?
– С помощью рыбок, – неуверенно промямлила девушка.
– И где же они?
Вопрос был непраздным, но просто так Татьяна сдаваться не хотела.
– А при чем здесь Сян Юн?
– А при том, что найти печать… то есть рыбок, конечно, и твою сестру-лису можно лишь с помощью сильного и влиятельного человека. Сян Юн сделает для тебя все, что попросишь. Ну как? Убедил я тебя?
– Даже не знаю… – заколебалась Таня.
– Зато я знаю! – воскликнул даос и, крепко подхватив девушку обеими руками под грудью, вылетел вместе с ней через арку наружу.
Сначала они взмыли круто вверх, потом под аккомпанемент оглушительного визга небесной девы прошлись над верхушками деревьев на бреющем полете. И принялись кружить над деревней.
– Хо-хо-хо! – смеялся Ли Линь Фу. – Да не визжи! Ты ж сама хотела полетать! А то уроню.
Таня тут же притихла, от греха подальше.
– Вот и умничка, – шепнул ей на ухо даос. – А Сян Юн наш сейчас видит только тебя, парящую в небесах, словно птица. Это я работаю на твой образ не покладая рук. Цени, малявка!
Сян Юн
Сян Юн сумел кое-как доковылять до двери и оттуда, согнувшись в три погибели, наблюдал за Тьян Ню. Пожалуй, один ее вид исцелял раны быстрее, чем все настойки всех лекарей мира. Так что оправдание у генерала имелось железное: он не просто пялился на небесную деву, а усиленно лечился, чтобы поскорее поправиться, тем самым избавив доброго хозяина от своего присутствия и связанных с этим неудобств. Нет, Юн и в самом деле торопился с выздоровлением. Его ведь ищут, дядя небось землю носом роет, а потому зол, как тысяча злобных демонов. Печенки уже всему окружению проел и за сердца принялся. Опять же оставлять дядюшку наедине с собственными замыслами весьма и весьма опасно. Надо возвращаться, и чем скорее, тем лучше.
– Что вы здесь делаете, генерал? – как всегда строго спросила Тьян Ню. – Вам нужно лежать.
– Сижу, как побитый пес, отлежавший себе все бока, – улыбнулся Юн. – А вы почему не летаете в поднебесье, словно юный стриж? Ветер слишком холодный?
– Вернитесь в дом, пожалуйста. Я позову слуг.
И убежала, легонько касаясь подошвами тряпочных туфелек пола. Это создание умело не только исцелять взглядом, но и убивать наповал недовольством плотно сжатых губ.
– Ну вот! – вознегодовал генерал, тряхнув головой точь-в-точь как его Серый, укушенный оводом, и прокричал вслед девушке: – Что я такого сказал, а? Почему вы злитесь?
Разумеется, досталось ни в чем не повинному слуге, на котором Юн выместил злость.
– Я не калека, чтобы водить меня под руку! – заорал он и оттолкнул паренька. Был бы меч под рукой, точно зарубил бы, как случалось не единожды.
– Но госпожа сказала…
– Вот пусть меня госпожа и водит! Пошел вон! Убирайся!
Гнал прочь, потому что знал: за ним водится нехорошая привычка выйти из себя до такой степени, что наплюет на едва затянувшиеся тоненькой кожей раны. Но на тюфяк свой все-таки отполз – на коленях, опираясь на одну руку, бормоча под нос проклятия.