– Первый вопрос, – сказала Соренсон. – Что это такое?
– Старая насосная станция, – ответил Гудмен. – Она выкачивала воду из водоносного слоя.
– Заброшенная?
Гудмен кивнул.
– Воды стало меньше. Пришлось копать более глубокую яму. Новый насос находится примерно в миле отсюда.
– Труп все еще внутри?
Шериф снова кивнул.
– Мы ждали вас.
– Кто туда заходил?
– Я и доктор.
– Там много крови?
– Да, много, – подтвердил Гудмен.
– Вы в нее наступали?
– Нам пришлось. Требовалось убедиться, что он мертв.
– Что вы трогали?
– Запястье и шею, проверяли пульс.
Соренсон присела на корточки, открыла сумку в форме груши, достала оттуда бахилы, чтобы надеть их на туфли, перчатки из латекса и фотоаппарат. Поставив одну ногу в липкую лужу, она толкнула дверь в бункер. Одна петля скрипнула, другая застонала, и эти звуки были похожи на вопль банши [7] . Соренсон поставила другую ногу в лужу.
– Внутри есть свет, – сказал Гудмен.
Она нашла выключатель, на потолке загорелась старая прозрачная лампочка в проржавевшей сетке, примерно в двести ватт, и помещение залил яркий, резкий свет, не оставивший теней. Соренсон увидела куски двух толстых старых труб, торчавших из пола на расстоянии примерно в фут друг от друга. Обе трубы были около фута шириной и когда-то выкрашены в зеленый цвет, как это принято в государственных учреждениях, но со временем их разъела ржавчина. Обе были открыты наверху и заканчивались широкими фланцами, где когда-то крепились соединения. Муниципальная система, давным-давно разобранная. Соренсон поняла, что много лет вода поступала снизу через одну трубу, а потом поднималась наверх по другой, горизонтально под землей, соединенной с водонапорной башней, находящейся где-то рядом. Но потом трубы начали высасывать только мелкие камни, и пришло время искать новый источник. Ирригация, население и вода для домов. Соренсон читала отчеты: два с половиной триллиона галлонов подземной воды в год, больше чем где-либо в стране, если забыть про Техас и Калифорнию.
Она пошла дальше.
Кроме труб на полу лежал слой грязи; на одной стене висел мощный электрический щиток, устаревший на несколько поколений, а на другой – выцветшая диаграмма, пояснявшая природу и цели гидравлического оборудования, когда-то соединявшего два зеленых обрубка. Вот и вся инфраструктура.
Мертвый мужчина лежал в огромной луже собственной крови на спине, согнув колени и локти. Его поза напоминала позу карикатурного человечка, исполняющего какой-то старомодный танец. Лицо и туловище были залиты кровью. Определить возраст точно не представлялось возможным, но Соренсон решила, что ему лет сорок. Зеленое пальто, хлопковое, но чем-то утепленное, не старое, но и не новое, с молнией или пуговицами, было расстегнуто, и Соренсон увидела серый свитер и кремовую клетчатую рубашку. И то и другое выглядело грязным и старым и выбилось из брюк, а потом все это задрали наверх.
На теле имелись две ножевые раны. Первая представляла собой горизонтальный разрез на лбу, примерно в дюйме от глаз. Вторая, глубокая – на одном уровне с пупком. Большая часть крови натекла именно из нее и собралась на теле, так что пупок убитого напоминал наперсток, наполненный высыхающей краской.
– Что вы про это думаете, шериф? – спросила Соренсон.
– Они порезали ему лоб, чтобы ослепить, – ответил Гудмен, стоявший около двери. – Кровь потекла в глаза. Старый трюк во время драк на ножах. Вот почему я решил, что работали профессионалы. Дальше было легко. Они задрали рубашку, воткнули нож под ребра и повернули его. Но не до конца, потому что он умер не сразу.
Соренсон кивнула своим собственным мыслям. Это объясняло огромное количество крови. Сердце жертвы продолжало работать, храбро и бессмысленно.
– Вы его знаете? – спросила она.
– Никогда не видел раньше.
– Зачем они задрали рубашку?
– Потому что они профессионалы. Не хотели, чтобы нож застрял.
– Согласна, – сказала Соренсон. – Думаю, это был длинный нож, так? Чтобы наверняка добраться до грудной клетки.
– Восемь или девять дюймов.
– Свидетель видел нож?
– Он ничего про это не говорил. Но вы можете сами у него спросить. Он сидит в машине моего заместителя. Греется.
– Почему они не воспользовались пистолетом? – спросила Соренсон. – Двадцать второй калибр с глушителем – более типичное оружие для профессионалов.
– В замкнутом пространстве все равно было бы достаточно громко.
– Тут на многие мили вокруг ничего нет.
– Тогда я не знаю почему, – признался Гудмен.
Соренсон взяла фотоаппарат и сделала несколько снимков общих и крупных планов.
– Вы не возражаете, если я сдвину тело? Хочу проверить, нет ли документов.
– Это ваше расследование, – ответил Гудмен.
– Правда?
– Преступники уже покинули наш штат.
– Да, если они поехали на восток.
– А если на запад, это вопрос времени. Не вызывает сомнений, что им удалось проскочить мимо дорожных постов.
Соренсон промолчала.
– Они пересели в другую машину.
– Или машины, – добавила она. – Они вполне могли разделиться и ехать дальше по отдельности.
Гудмен вспомнил пустые места по обеим сторонам припаркованной «Мазды» и подумал о своей ориентировке: любые двое мужчин в любой машине.
– Я не подумал о такой возможности, – признался он. – Похоже, я тут сильно напортачил.
Соренсон не стала его утешать. Она обошла лужу крови и присела на корточки на самом сухом участке пола, который ей удалось обнаружить. Левой рукой оперлась о него для равновесия, правую положила на труп и принялась его ощупывать. В кармане рубашки она ничего не нашла. В пальто, снаружи и внутри, – тоже. Ее руки в перчатках покраснели от крови. Женщина проверила карманы брюк – ничего.
– Шериф? – позвала она. – Вам придется мне помочь.
Гудмен на цыпочках вошел внутрь, делая большие шаги, как будто он находился на выступе в тысяче футов над землей.
– Зацепитесь пальцем за ремень и переверните его, – велела Соренсон. – Я хочу посмотреть в задних карманах.
Шериф присел на корточки напротив нее, на расстоянии вытянутой руки от тела, и зацепился пальцем за ремень. Затем он отвернулся и дернул тело, которое в результате его маневров оказалось на боку. Снова потекла кровь, но медленно, потому что она уже высыхала и смешивалась с грязью на полу, постепенно превращаясь в красную пасту. Рука Соренсон двигалась быстро, как у карманника, когда она принялась ощупывать карманы жертвы.