Отпираются засовы. Полоска света на полу – дверь открылась.
Металлический предмет ударяется об пол.
Йоханссон пытается собраться. В любую минуту все может начаться сначала. Он должен быть готов.
Свет приближается и становится нестерпимо ярким. Около него, склонив голову, приседает Брайс.
– Говоришь, все это ошибка? – произносит он. Люди стоят за ним молча и смотрят.
Йоханссон не шевелится. Любое движение лишь спровоцирует их. Они тащат его вверх, заставляя встать, и он сжимается изо всех сил, чтобы не чувствовать боль.
Очередное избиение? Но парень с желтыми зубами держит в руках трубку с воронкой, а в ведре на полу что-то отвратительно смердит.
Не стоит сопротивляться. Лучше расслабиться. В этом случае ему будет легче.
Но когда они запрокидывают ему голову, открывают рот, животные инстинкты берут свое, он сопротивляется, пытаясь вырваться, не обращая внимания на боль в спине, в плечах, в ребрах.
Трубка проникает в горло.
Они заканчивают, берут ведро, трубку и воронку. Выключают свет и уходят. Лязг замков, и помещение погружается в темноту.
Он лежит на полу в луже собственных рвотных масс. Ночь маячит впереди, как испытание на прочность.
День 7: вторник
КАРЛА
Опять звоню Филдингу. Я не могу иначе.
– Твой человек пропал в Программе.
Пауза. Нечитаемое молчание. Я продолжаю:
– Сообщи имя клиента.
– Отстань, Карла.
– Йоханссон пропал, объекта на территории нет.
– Я говорил с клиентом. Она там.
– Ее там нет.
– Есть.
– Кто они?
Снова пауза. На этот раз он обдумывает, как много стоит мне рассказывать.
– Филдинг, ты сказал, у клиента рекомендации.
– Он не имеет отношения к Джону Кийану, – отвечает тот ледяным тоном.
– Откуда он?
– Гражданский. – Рядовой гражданин, обычный член общества. По крайней мере, старается таким быть. – Карла, у них есть основания.
– Какие? – перебиваю я. – Что она сделала? В новостях ничего не было. Ее имя, Филдинг.
– И не мечтай. Она точно там, – добавляет он. – С ним все будет хорошо. С ним всегда все хорошо.
Это благодаря мне с ним все было хорошо, потому что я всегда проверяла, чтобы у него были точные данные. Кроме последнего дела.
Я перечисляю про себя все меры безопасности, которые предприняла для Йоханссона. Видимо, это успокаивает меня и придает уверенности. Мы стерли всю информацию о нем, полностью поменяли личные данные. Никто не сможет выяснить, что он не Райан Джексон, ведь Чарли Росс мертв. Джону Кийану неоткуда получить информацию, кто Йоханссон на самом деле, у него не будет повода тащить его в дом на ферме.
Бессмысленно. Бессмысленно себе это объяснять. Если Джон Кийан все знает, мои умозаключения не имеют значения. Важно только то, что будет потом. И что происходит сейчас.
В восемь часов вечера от Финна приходят последние отчеты об анализе личных дел. Никаких следов этой женщины в системе исправительных учреждений.
Затем, лишь стрелки часов миновали цифру 10, Финн получает доступ к списку волонтеров, работающих в Программе. Их немного. Искомой женщины среди них нет.
Мне остается хвататься за соломинку.
– Проверь весь персонал, охрану.
– Уже сделано, – отвечает Финн.
Жалюзи на окнах подняты, электрическая подсветка освещает опустевшие офисные здания. Небо к востоку от Сити становится черным с желтыми разводами.
Ее нет в списках Программы. Нет в документах других тюрем. Она не волонтер, не гражданский персонал и не охранник. Что все это значит?
Звоню Крейги и сообщаю, что узнала.
– Я сейчас приеду, – поспешно отвечает он, и я понимаю, что он думает о Джоне Кийане. В его голове, как и в моей, возникает единственный возможный сценарий: это ловушка спецслужб, Йоханссона пытали и медленно перебирали имена, пытаясь выяснить, что ему обо мне известно, как со мной связаться, возможно ли за мной проследить.
Крейги думает о том, что у нас все же еще есть время, чтобы уничтожить жесткие диски, стереть информацию и следы существования Карлы и Шарлотты Элтон. Если у нас не будет другого выхода. С этим не поспоришь. Женщины с фотографии нет в Программе. Йоханссон знает, кто я, и он в ловушке. Внезапно картины в моем воображении делают сальто. Женщина на фотографии…
Первое, о чем заводит разговор Крейги, – «минимизация ущерба».
Я знаю, что он скажет: я должна уйти немедленно, в течение часа, и дать слово, что никогда не вернусь. Но я этого не сделаю по одной причине. По одной.
Если бы я хотела подстроить ловушку Йоханссону, я понимала бы, что он может все проверить, и действовала бы наверняка. Я бы использовала настоящего заключенного.
День 8: среда
ЙОХАНССОН
Когда открывается дверь, он не может сообразить, который сейчас час. Щелкает выключатель, поток света приближается и больно давит на сетчатку глаза.
– Вставай, – произносит незнакомый голос.
Йоханссона рвало всю ночь, и он настолько ослаб, что человеку приходится поднимать его на ноги.
На улице светло. Небо кажется желтовато-белым с серыми разводами, отчего становится похожим на мраморную плиту.
Его то заставляют идти, то волокут в узкий дворик, окруженный стенами без камер. Слепая зона. Их никто не видит.
Первый, кого он замечает, – Кийан, сидящий в раскладном кресле. Закутанный в теплое пальто, он похож на больного, вышедшего подышать воздухом. Взгляд бесстрастно скользит по Йоханссону.
Брайс стоит рядом с его креслом так, чтобы не быть в поле зрения босса. Стену подпирает бейсбольная бита.
Горло Йоханссона сжимается от воспоминания о трубке в пищеводе, и его начинает рвать.
Дюжина мужчин, собравшихся во дворе, равнодушно смотрят.
– Мистер… Джексон, – произносит Кийан.
Красный шарф, которым подвязан воротник его пальто, режет глаз в этот сумрачный зимний день.
Йоханссону приходится сделать над собой усилие, чтобы сконцентрироваться. Собрать все фрагменты картинки перед глазами воедино и не отключиться.
– Так, значит, это правда, – продолжает Кийан. – Вы сдали друзей ради места в Программе. – На его лице появляется та улыбка, от которой кожа Кийана, кажется, может лопнуть. – Мне это нравится. Люблю знать, каковы приоритеты у каждого человека. Вы готовы сделать все, чтобы остаться здесь, не так ли?