Вернувшись в клинику, Йоханссон застает Кейт на привычном месте у каталки с инструментами. Она механически протирает один предмет за другим, плотно сжав губы.

– Я ухожу, – говорит Йоханссон, потому что может думать сейчас только об этом.

Она не поднимает голову и не произносит ни слова.

Люди Брайса ждут его во дворе.

Они его заметили: Желтозубый что-то говорит и усмехается, остальные гогочут, но никто не делает и шага следом за ним. Может, ждут Брайса, который все еще занят сбором информации о Йоханссоне, или собираются провести еще один день, избивая и калеча людей.

Йоханссон выходит за ворота. Двадцать метров – и за спиной появляется хвост. Когда наступит день и рядом будет идти Кейт, они тоже станут следить. Сегодня надо найти слепые зоны, места, где он сможет от них спрятаться.

Через час Йоханссон возвращается в клинику.

Йоханссон скидывает ботинки и внезапно ощущает покалывание в шее. Повернувшись, пытается разглядеть, что происходит в кабинете. Здесь никого нет, но чувство тревоги продолжает нарастать. Он открывает дверь морга (влажные пятна, картонные коробки, мешки для трупов), затем заглядывает в комнату. Кровать Кейт пуста. Она спит, сидя в углу, закутавшись в одеяло, прижав колени к груди и обхватив плечи руками. Йоханссон успевает разглядеть ее: спутанные, перепачканные кровью волосы, светлый пушок на щеке, розовый полумесяц на ногтевой пластине. Темные, похожие на синяки, пятна вокруг глаз. Он видит каждую ее ресничку.

Йоханссон уходит, закрыв за собой дверь, и возвращается в свою комнату.

Раздевшись, он ложится в постель.

…а потом постоянно думаешь, хотя тебя это и достало…

Восемь лет ни к чему не привели.

В тот день его забрали люди Чарли Росса, в машине они ехали втроем. Йоханссон знал, что они едут к парню по имени Терри Канлифф, хотя между собой они называли его только «сукиным сыном», а Салли, который был умнее остальных, «хреновым Монте-Кристо» или «чертовым Дракулой». Они подначивали друг друга, как заскучавшие без дела футбольные фанаты перед игрой.

Он был обыкновенным, этот Канлифф: лет сорока, очень полный, пот в знойный летний день пропитал ткань дешевой рубашки. Он был один в конторе с названием фирмы такси на двери.

Они посадили его на заднее сиденье машины между Йоханссоном и еще одним парнем. Канлифф что-то говорил, просил пощадить, но его никто не слушал, и он замолк.

Тот старый дом на заброшенной ферме находился черт знает где. Никаких признаков жизни – ни машин у входа, никакой живности. Из всего инструмента только ржавые грабли. Они загнали машину в сарай, выволокли Канлиффа – рубашка его к тому времени стала совсем мокрой – и отвели в дом.

Его бросили на пол в одной из комнат, и от страха он наложил в штаны.

Его заперли и оставили Йоханссона дежурить снаружи у двери. Йоханссон слушал стоны и мольбы о пощаде и думал о том, что теперь это его жизнь, он должен с этим смириться, ведь они были правы с самого начала.

Уже тогда Йоханссон знал, что ничего хорошего его не ждет.

Он дернул дверь и увидел на брезенте истерзанное тело, в котором невозможно было узнать прежнего Терри Канлиффа, но тот еще дышал, издавая булькающий звук. Салли и двое других парней были одеты в бумажные комбинезоны, забрызганные кровью. Йоханссон не сразу понял, что в руке Салли – кусок кожи Канлиффа.

Салли поднял на него удивленные глаза, будто не понимал, почему его беспокоят, зачем он им мешает. Йоханссон даже не заметил, что у него в руке нож, осознал это, лишь когда было уже поздно.

Он остановился, когда все трое были в крови.

Канлифф…

Давай же, давай, сделай что-нибудь, тебя учили. Учили, но не тому.

Полиция нашла тело Канлиффа три дня спустя в поле: послание Кийану, который сразу принял меры.

Салли и его подельников поймали, пытали, убили.

Йоханссон первым делом позвонил из автомата сослуживцу, который свел его с Салли. Возможно, из чувства вины, тот дал ему номер телефона: «Они помогают людям исчезнуть, хотя это стоит немалых денег, но мне больше не звони» – и благодаря этому номеру Йоханссон оказался в пустом помещении под лучом яркого света, а спокойный женский голос произнес: «Вы должны нам все рассказать. Предоставление полной информации жизненно важно». Это была Карла, но тогда он не знал ее имени. Он знал лишь, что его ищут, что человек, написавший в его анкете: «Ненадежен», был прав и его жизнь ничего не стоит.

Прошел не один месяц, прежде чем он понял, что было не так, что стало спусковым крючком. Все дело было в Канлиффе. Канлиффе, лежащем в комнате на полу и наложившем от страха в штаны. Маленькая деталь, которую лучше не видеть. Именно это и напомнило Йоханссону так некстати, что перед ним человек.

С той поры прошло восемь лет. Сколько работы он переделал? Кадры воспоминаний перемешались в голове и изредка встают перед глазами, напоминая рассыпанные по полу фотографии. В небе дугой изогнулись разноцветные полосы. Труп мужчины на улице африканской страны и тянущаяся к голове струйка крови. За всеми трупами вырисовывается общее число, которое может увеличиваться по его воле…

Восемь лет потрачены на то, чтобы доказать, что он может не обращать внимания на эти маленькие детали – приближаться к жертве, слышать дыхание или быть на расстоянии в милю или десять, – он может смотреть, но не видеть, ничто не влияет на его действия.

Но где-то в закоулках души сохранилось ощущение, которое он испытывал, слушая крики Терри Канлиффа.

Через полчаса из комнаты Кейт доносятся шаги. Йоханссон все еще лежит без сна, поэтому слышит прорывающиеся через стены негромкие всхлипывания и стоны, похожие на плач ребенка, которому приснился ночной кошмар.

Глава 8

День 16: четверг

КАРЛА

Эллис звонит в 9:35 утра.

– Будьте у здания конторы Грейвса ровно в двенадцать, – самодовольным голосом произносит он и сразу отключается, даже не попрощавшись.

Ян Грейвс занимается частной практикой вместе с тремя коллегами, их контора располагается в небольшом пятиэтажном доме на одной из улиц в Челси. Его клиенты в основном банкиры, брокеры, юристы и мелкие политики, состоятельные и несчастные. Интересно, что привело к нему Кэтрин Галлахер? Она не похожа на остальных его клиентов.

Минута в минуту я подхожу к глянцевой черной двери, но Эллиса еще нет, поэтому решаю пройтись по улице. Престижный район с дорогими магазинами и барами на Кингс-Роуд, рядом зеленая территория Челсийского инвалидного дома. Большинство домов жилые. Соседнее здание затянуто полиэтиленовой пленкой, хотя не слышно никаких звуков ведения ремонтных работ: похоже, дорогостоящий проект приостановлен. Дохожу до конца улицы, обращая внимание на машины у обочины – четыре «мерседеса», «лексус» самой дорогой модели, «порше» и «астон-мартин», – и поворачиваю обратно.