Неожиданно Брайс рывком тянет его к себе. Йоханссон ударяется о спинку стула. Брайс обхватывает руками его шею и сжимает. Дышать становится невозможно.
– Это только начало, – шепчет на ухо Брайс.
* * *
Перед глазами мелькает лезвие, но Йоханссон не ощущает боль от пореза. Перед ним стоит Кейт и перерезает ленту на руках. Свободна левая рука, нога. Она поднимает голову, и он видит, что лицо ее белое, бескровное, как маска.
– Не двигайся, – говорит Кейт.
Его пронзает боль в спине, перед глазами все затягивает туманом, во рту появляется вкус крови.
– Ты полагал, что без свидетелей Брайс ничего не сделает, ты слишком в это поверил. Надо было предвидеть и такое.
Кейт освобождает его правую руку и ногу. Йоханссон делает глубокий вдох и пытается встать. В голове поднимается шум.
– Я сказала, не шевелись. – Губы ее плотно сжаты. – Что он сделал?
– Рана на спине, – бормочет Йоханссон и опускает голову.
Она задирает рубашку и несколько секунд молчит, не касаясь раны.
– А что с головой?
– С головой нормально.
– Черт, он же тебя ударил. Ты потерял сознание.
Кейт проверяет зрачки и осматривает голову.
– Снимай рубашку и ложись, – командует она.
Он встает, и изображение комнаты перед глазами уезжает в сторону, приходится постоять несколько секунд, держась за стул.
Йоханссон стягивает рубашку и ложится на кушетку, отвернув голову к стене, и вскоре ощущает уверенные прикосновения ее холодных пальцев.
– Надо было сразу зашить, – произносит Кейт, но не предупреждает, что будет больно.
Она молча работает, и Йоханссон закрывает глаза, ожидая боли.
– Насколько это важно? – спрашивает Кейт. – Насколько тебе важно остаться здесь?
Он молчит.
– Сначала Брайс напал на тебя на улице и действовал быстро, – продолжает она, – потом пришел в клинику и уже не спешил. Что дальше?
Я могу тебя прикончить. Прямо сейчас.
– Брайс обязательно вернется. В следующий раз будет хуже.
Она заканчивает работу и отходит, а Йоханссон садится на кушетке. Боль в спине стала тупой и ноющей, но в голове по-прежнему гул.
Не глядя на него, Кейт снимает перчатки и бросает в корзину.
– Ты мне сегодня в клинике не нужен, – говорит она.
– Со мной все нормально.
– Нет, не нормально.
Она поднимает на него серьезный, мрачный взгляд.
– Не хотелось бы возиться с тем, что Брайс натворит в следующий раз. Возвращайся в Америку. В Викторвилл. Убирайся отсюда, пока он не вернулся за тобой.
Йоханссон лежит на кровати, прислушиваясь к пульсирующей боли в спине. Закрывая глаза, он чувствует, как палец Брайса погружается в кровавую плоть.
В конце концов Йоханссон засыпает, и ему снится дом на ферме, но на этот раз он слышит крик не Терри Канлиффа, а свой собственный.
Он просыпается в холодном поту. Осторожно поднявшись, идет в туалет, наливает стакан холодной воды и быстро выпивает, опираясь рукой на раковину. Зеркало на стене отражает небритого человека, похожего больше на призрак.
Надо бежать.
Ни разу со дня смерти Терри Канлиффа Йоханссон не отказывался от работы. Ни разу за восемь лет. Они говорили, что он ненадежен, но ошибались, он доказал, что они ошибались. Но сейчас он ничего не хочет доказывать.
Йоханссон физически ощущает холодную, ледяную глыбу, неведомо откуда появившуюся в груди.
Пришло время заканчивать.
День 18: суббота – день 20: понедельник
КАРЛА
Непрофессионал подождал бы глубокой ночи, часов до двух-трех, когда улицы даже в этом районе Челси затихают. Но зачем женщине пробираться в офис в три часа ночи?
Поэтому сейчас 23:15, суббота, и я выхожу из машины у дома, где расположен кабинет Грейвса. Метрах в тридцати от входа останавливается кеб, и я замечаю строгий профиль Робби за рулем машины, он смотрит в другую от меня сторону. Впрочем, я слишком занята поиском ключа в сумке, это ключ не от этой двери и никогда ее не откроет. Но это вступление имеет большое значение для всего задуманного мной спектакля. Дома на этой улице в основном жилые, и я не хочу, чтобы сосед, случайно выглянувший в окно, заподозрил проникновение в дом преступника.
Я похожа на живущую здесь женщину, ищущую ключ и не думающую прятаться. Делаю вид, что ключ подошел, открываю глянцевую черную дверь, вхожу и тихо затворяю ее за собой. Возможно, я одна из работающих здесь женщин, забывших что-то важное и вернувшихся вечером, чтобы это что-то забрать. У меня нет повода для волнений.
Дверь для меня открыл, разумеется, Луи, проникший тенью в пустой дом несколькими часами ранее. Он методично проложил себе путь к входной двери, отключив сигнализацию и всевозможные датчики, и, прежде чем заняться замком в кабинете Грейвса, проверил оконные задвижки и опустил жалюзи. Я вхожу и включаю свет, – что удивительного в том, что человек вошел и включил свет? – и он растерянно моргает, но ничего не говорит. Позволив мне дойти до середины коридора, он выключает свет, но к этому времени у меня уже в руке фонарик.
Папка находится в этом здании, мне остается только найти ее.
В конце коридора приоткрытая дверь кабинета Грейвса. На несколько секунд я замираю, прислушиваясь, – по Кингс-Роуд проносится машина с включенной сиреной – и зажигаю свет.
Обшитые деревянными панелями стены, кресла, рабочий стол. Первым делом я открываю ящики стола и с разочарованием убеждаюсь, что доктор хранит в них ручки, листочки для записей, диктофон, шнуры и «мышку» от компьютера. Никаких папок. Оглядываю шкаф с книгами и журналами, возвращаюсь в коридор к Луи и кивком указываю ему на лестницу.
На первом этаже три двери. За одной еще один кабинет, вторая ведет в туалет, третья в кабинет, выходящий окнами на задний дворик. Луи первым делом опускает жалюзи, а я оглядываюсь: два стола, компьютеры, телефоны, пара стульев, сканер, принтер и три запертых на ключ шкафа. Луи переводит взгляд со шкафов на меня, спрашивая: «Открывать?» Ему потребуется на это не больше минуты, но я качаю головой. В этом здании работают четыре психоаналитика, трех шкафов явно недостаточно для хранения историй болезни всех пациентов, их должно быть по крайней мере четыре.
– Должно быть еще хранилище документов, – шепчу я, подхожу к дальней стене и открываю поочередно две двери. За ними вместительный шкаф с вещами и маленькая кухня.
Мы поднимаемся наверх и обнаруживаем еще два кабинета, ванную и кладовку с канцелярскими принадлежностями, но ни одного помещения, похожего на архив.