И вот очень скоро Ирина стала законно зваться невестой царевича Федора, а Борис получил чин кравчего [2] , затем и боярина.
Вскоре сыграли ее свадьбу с царевичем Федором, а потом…
Потом судьба преподнесла невиданный, драгоценный подарок: Грозный в припадке ярости убил своего сына Ивана — наследника! — и освободил путь к престолу Федору. А значит — и Ирине. Значит — и Борису Годунову.
Теперь Борис не мог дождаться, когда умрет Грозный. На счастье, Годунов давно свел дружбу с англичанином Эйлофом, и вот вместе с этим англичанином они медленно и тонко опаивали государя настоями, замешенными на крысином яде, мышьяке. Осторожно, неторопливо… Не обошлось без загадочного, жидкого, бегучего, изменчивого, словно лживая душа человеческая, металла по имени ртуть. И вот 19 марта 1584 года Грозный отдал Богу душу, а на престол взошел Федор.
Борис мгновенно приступил к делу. Для начала он сослал в Нижний Новгород опасного соперника Бельского, а потом отправил в Углич младшего сына покойного государя и младшего брата Федора — царевича Димитрия, рожденного седьмой женой Грозного, Марьей Нагой. Борис уже тогда решил избавиться от Димитрия, если Ирина не сможет родить наследника Федору. Она уже четыре года была замужем, а все никак не чреватела, при том что они с мужем искренне любили друг друга, проводили все ночи вместе. Однако детей что-то не велось…
Не только это заставляло Годунова беситься. Ирина, которая безмерно любила и уважала брата, не больно-то подпускала его к престолу. Он был советником государя и государыни — советником, не более. О каждом своем шаге он принужден был давать отчет не столько царю Федору Иоанновичу, но сестре. Борис долго дивился превращению покорной, ласковой Ирины в государыню Ирину Федоровну. Нет, она не переменилась разительно, не сделалась самовластной, крикливой, беззаконной самодуркой вроде той, какой некогда стала Анна Васильчикова. Ирина по-прежнему была мягка и ласкова со всеми… кроме брата. Она долго не могла простить Борису, что он вынудил Федора пойти против любимого младшего брата, выгнать его с матерью из дворца, из Москвы, в захолустный Углич. Выгнать из дому, словно приблудного щенка! Добродушный Федор не винил Бориса, только себя, а вот Ирина винила именно брата. И на какое-то время — Борису оно показалось очень долгим, непомерно долгим! — она отдалилась от него. Наверное, будь ее воля, Ирина воротила бы в Москву и Димитрия, и Марью Нагую, но Федор побоялся нанести такое оскорбление любимому шурину.
Конечно, из мягкого, рассеянного Федора государь был никакой. Из-за его неспособности к правлению Ирина как-то незаметно приобрела при дворе значение куда большее, чем обычно имели русские царицы. Наверное, такое значение имела Анастасия Романовна, первая и самая любимая жена Ивана Грозного. Хотя нет, Ирина и ее перещеголяла! Она некоторые решения принимала самостоятельно, даже не советуясь с Федором и уж тем паче — с братом. Конечно, эти решения касались в основном дел чисто женских, дел милосердия: Ирина нередко даровала прощение преступникам, — но все-таки… И дело не только в негласном влиянии: сестра Бориса Годунова ставила свою подпись на государственных документах рядом с подписью мужа-царя!
Ее знали и за границей: Ирина слала почтительные письма (и получала не менее почтительные ответы) английской королеве Елизавете, александрийскому патриарху Мелетию Пигасу. Иностранцы, бывавшие в Москве, прозвали ее белой голубкой, толковали об ее образованности, именно ее благотворному влиянию приписывали то смягчение нравов, которое воцарилось при московском дворе после смерти Грозного. Особенно славна Ирина была радушием к пришельцам с православного Востока, принимала их в высшей степени приветливо. Она часто посылала богатые дары патриархам, и в благодарность за это ей даже были присланы из Константинополя часть мощей Марии Магдалины и золотой царский венец с жемчугом.
Борис наблюдал за сестрой со смешанным чувством злости и восхищения, потихоньку накапливал огромные богатства, забирая себе самые выгодные откупа, и терпеливо ждал, когда пройдет ее обида. Ну конечно, время такое настало — Ирина слишком уж любила брата. Кроме того, он был умен, в десяток-другой раз умнее их с Федором, вместе взятых, а потому Ирина не могла не сменить гнев на милость. И Борис снова стал первым человеком в государевых покоях.
Однако у него всегда были враги при дворе. Вот и на сей раз они объединились с патриархом Дионисием и решили избавиться от Годунова, испуганные его восстановившимся и со дня на день возраставшим влиянием. Случилось это в 1587 году, и причина заговора была весьма приличная: якобы бояре забеспокоились о судьбе династии. Ирина-то все никак не беременела! Неведомо, чья в том была вина — сам ли Федор был бесплоден, Ирина ли, — однако, по тысячелетней традиции, во всех грехах мужчины всегда виноватой видят только женщину. И бояре стали требовать, чтобы Федор развелся с Ириной, отправил ее в монастырь и взял себе другую жену.
Что для царя, что для его жены это было подобно смерти: немыслимо привязанные друг к другу, они и дня не могли розно прожить. Но Федор был слишком слаб, а Ирина испугалась боярской смуты… И неизвестно, чем бы все кончилось, не вмешайся спаситель Борис. Он проведал о замыслах бояр и расстроил заговор, а Федора укрепил духом.
Сестра и зять были ему так благодарны, что даже не слишком прислушивались к слухам, которые так и клубились вокруг угличского происшествия. Федор, впрочем, искренне обрадовался заключению расследователей во главе с князем Василием Шуйским. Заключение снимало всякую вину и с дьяка Битяговского, и с Осипа Качалова, и с кормилицы Василисы, которых забили до смерти люди угличские, уверенные, что они совершили смертоубийство по приказу Годунова.
Итак, Федор успокоился, а Ирина… Ирина только сказала: «Ох, аукнется нам еще бедный царевич!» И все, и более молчала, только повторила эти слова перед смертью, спустя несколько лет. Ну а Борис решил было, что Бог и в самом деле за него и с ним: Ирина вдруг затяжелела и родила дочь. Дочь, а не сына!
Какая тяжесть упала с души Бориса… Ведь у него из памяти никогда не шел один давний разговор с ворожейкой Варварой, предрекшей ему, что станет он царем, правда, процарствует всего только семь лет. Болтает пустое, подумал Борис тогда и решил проверить, какова она пророчица. Повелел привести жеребую кобылу и вопросил:
— Что во чреве у сей скотины?
— Жеребец, шерстью ворон, белогуб, правая нога по колено бела, левое ухо вполы бело, — ни на миг не запнувшись, ответствовала Варвара.
— Левое ухо вполы бело? — глумливо повторил Борис. — Ну, это мы сейчас поглядим! Зарежьте кобылу и вспорите ей брюхо!
И что же? Варвара все в точности угадала. Стало быть, срок Борисову царствованию и впрямь должен будет истечь через семь лет.
Но тогда ему и это показалось величиной небывалой. Борис воскликнул самонадеянно: «Да хоть бы семь дней!»
Все шло к тому. Димитрия не было в живых, у Ирины дочь… которая к тому же вскоре и умерла. Борис постепенно приучал страну к тому, что вершится в ней все пусть и за подписью Федора, но волею его, Годунова. И вдруг 3 января 1598 года скончался Федор!