Олеся сидела около Алины, которая качала младенца и плакала.
– Тише, тише, – успокаивала Олеся. – Не говори матери ни в коем случае.
– Да, но у меня две дочери! Где вторая? Зачем похитили ребенка? – Алина зарыдала.
– Не знаю. Не нравится мне эта история с особняком. Пусть все, кроме тебя и Вацлава, считают, что девочку удочерили. Медперсонал был странный… Ты знаешь, я зашла вчера в роддом и никого не узнала. Называла имена, а мне говорили – такие у нас не работают. Как будто они с неба спустились. Молчи. И я буду молчать.
Забежала Дарья. Она тихонько подошла к Алине и, став на цыпочки, заглянула в личико младенца.
– Какая маленькая! – сказала Даша. – А сколько ей лет?
– На четыре года меньше, чем тебе, – шепотом пояснила Олеся.
– Значит, нисколько, – сделала заключение Даша. – А она красивая, как Венера.
Алина грустно улыбнулась.
Сова постучала в двери приюта: некогда большой частной школы, а теперь императорского закрытого заведения.
Ей открыл дверь солдат СС.
– Я по поручению генерала Торина.
Солдат как-то отрешенно посмотрел на Сову и пропустил.
Директор приюта сидел за большим столом из красного дерева и что-то писал в большой старой тетради, когда прямо на стол перед ним положили сверток с младенцем. Директор недоуменно поднял глаза. Перед ним стояла молодая красивая женщина с изумрудными глазами.
– Вы друг Влада Лесовского?
– Да, мы служили вместе.
– Это его внучка. Ее убьют, если вы не скроете девочку у себя, – сообщила Сова.
– Но, позвольте! – возмутился было директор, но Сова уже шла к двери.
На пороге она обернулась:
– Девочку вам поручил генерал Торин, чтобы вы тайно ее растили и воспитывали. И чтобы никто не знал! Повторите!
И директор как заводная кукла повторил слова Совы, а потом взял ребенка на руки и заворковал:
– А кто у нас тут маленький и такой красивый? А это наша внучка, Влад. Да?
– Вот и хорошо, – усмехнулась Сова, понимая, что директор уже не видит и не помнит ее…
Пятилетняя Юна сидела на подоконнике приюта и болтала ногами, что-то напевая себе под нос. В вестибюле никого не было, и Юна, наслаждаясь одиночеством и солнечным лучом, гревшим ей спину, чувствовала себя вполне безопасно. Ее рыжие, пламенные, вьющиеся волосы выбились из-под заколки, и девочка время от времени дула себе на лоб, встряхивая падавшие прядки.
– Лесовская! – раздался резкий окрик. – Ты опять сидишь на подоконнике?!
Юна моментально спрыгнула с окна и выжидающе посмотрела на новую смотрительницу, толстую и злую Алису. Добрая к детям Джейн умерла прямо за завтраком. Юна поморщилась при воспоминании об этом.
– Лесовская! – гортанно повторила Алиса. – Что за манера сидеть на подоконнике! Еще раз увижу, и ты лишишься обеда! Или – хуже того – попадешь в карцер. Скажи спасибо, что ты больна.
Алиса замолчала и проплыла мимо Юны. Юна дотронулась до забинтованного розовым шарфом горла.
– Юна! – кто-то звал шепотом из-за угла в вестибюле.
Она повернулась и увидела Руту. Та помахала рукой, и Юна побежала к ней. Рута Турбина, очень хорошенькая и умная девочка двумя годами старше Юны была ее единственной подругой.
– Смотри, – Рута показала Юне книгу в старинном, потрепанном переплете.
– А что это? – спросила Юна.
– Это книга, за которую можно попасть в карцер или еще куда похуже…
– А где ты взяла ее?
– Мне ее перед смертью подарила Джейн. Это Библия, – ответила Рута. – Хочешь, начнем ее читать?
– Где?
Рута пожала плечами…
– Под кроватью, конечно. Идем в спальню, пока все на занятиях.
– А как тебе удалось уйти с уроков? – спросила Юна.
– Вчера, когда ты заболела, я тоже симулировала болезнь.
– Не боишься, что тебя накажут?
– Да не убоюсь я зла, – ответила Рута.
Владимир Зорин не спал, когда в дверь тихо постучали. Он прислушался к тишине в квартире – Олеся и Дашутка не проснулись. Кого же принесло так поздно? Дверь открылась сама, и из коридора навстречу Владимиру шагнул высокий мужчина, в котором Зорин сразу узнал первого помощника самопровозглашенного Императора.
– Чем обязан? – спросил Владимир.
– Ничем, – ответил Алекс, и, прищурившись, посмотрел на Владимира. – Священник?!
Владимир промолчал, а Алекс тихо и торжествующе рассмеялся.
– Пойдем-ка, батюшка, за мной.
И он уверенно пошел в спальню Олеси и Владимира.
– Богиня, – прошептал Алекс, глядя на спящую Олесю. – Ты фильм «Полтергейст» смотрел? – спросил он Владимира.
– Нет, – Владимир начал злиться. – Выйдите немедленно из комнаты!
– Мне в ней больше нравится часть темная, – Алекс кивнул в сторону Олеси. – А тебя, значит, приставили активизировать светлые стороны? Умно, но не выйдет! – Алекс опять рассмеялся. – Так фильма ты не видел? Смотри, это где-то так…
Кресло само подвинулось ближе, и Владимир упал в него. Его словно приклеили к сиденью, он не мог ни пошевелиться, ни заговорить – ничего, только смотреть. А Алекс тем временем неторопливо разделся и потянул одеяло с Олеси. И вскоре глазам Владимира предстала картина необузданной, животной страсти. Олеся, которой не знал Владимир, словно демон отдавала всю себя этому чудовищу, показывая самые невероятные глубины тьмы, похоти и распутства. Владимир молился, но безумие не прекращалось. И тогда он закрыл глаза. Звуки оргии стихли. Зорин вновь взглянул на мир: это был пустырь, он по-прежнему сидел в кресле, и над ним возвышался довольный Алекс Ганарник.
– Ты ничего не добился. Мне жаль, священник. Но я не дам тебе умереть просто так, ты умрешь от наслаждения.
Владимиру стало страшно. Из-под земли потянулись руки – женские, мужские, потом тела, голые и совокупляющиеся мужчины и женщины с клыками. Их было больше десятка. Заметив неподвижно сидящего в кресле Зорина, они поползли к нему по сырой земле. С него рвали одежду, чьи-то зубы впивались в его плоть и пили из него кровь, кто-то целовал, грыз и лизал его. Владимир молился, когда почувствовал невероятное наслаждение и чьи-то губы, охватившие его внизу. Он запрокинул голову, и тут же в его шею вцепились чьи-то клыки.
Владимир терял жизнь и разум. Алекс наблюдал за этим и усмехался. Когда тело Владимира сотряслось в конвульсиях сильнейшего оргазма, жизнь покинула его.
– Вот и все, – Алекс представил себе Олесю. – А меня ждут…
Кресло с мертвым Владимиром и извивающимися телами медленно проваливалось сквозь землю. Вскоре на этом месте остался лишь холм, покрытый травой.