Олеся тихо шла по темным пустым коридорам Центра, время от времени оборачиваясь. Солдаты у входа не заметили прошедшую мимо женщину.
Агей дежурил вместе с Яном. Литке давно собирался поговорить с Агеем: Байкалов-младший замкнулся в себе, превратив душу в неприступную цитадель. И теперь Ян ждал, пока Агей хоть немного приоткроет плотно захлопнутую дверь, на страже которой стояло равнодушие.
Агей работал, четко исполнял свои обязанности врача, но не более. В свободное время он бесцельно бродил по многочисленным коридорам и лестницам Центра. Так, однажды ему почудилась Даша – она спешила прочь от него, во тьму переходов.
– Даша! Даша! Дарья! – Агей бросился вдогонку. Но обернувшаяся девушка оказалась очень похожей на Дашу, не более.
– Вы знаете Дашу? – спросила тревожно незнакомка. – Где она? Я ее мать, Олеся.
– Олеся? – упавшим голосом повторил Агей.
В этот момент появился Ян, и Олеся, узнав его, немедленно кинулась к нему.
– Ян? Ян, где моя дочь?! – Ян молчал, и Олеся с паникой на лице обернулась к Агею. – Молодой человек, я чувствую вашу душу, что с Дарьей?!
Агей отвернулся к темному окну.
Туманные рассветы все чаще и чаще опускались на землю. Юна наблюдала, как медленно двигается туманная дымка вдоль морского берега.
Она смотрела в морскую глубь, где плавно колыхались водоросли. Тишина, какая тишина! Юна думала о Венере, вернее, о ее сыне. Неожиданная тайна сестры потрясла Юнону. Все стало на свои места, теперь было ясно, зачем ее хотели убить. Было ясно всем. Юна оказалась втянутой в сложную игру Сатаны. Как реально ощущается бывшая угроза теперь. Бывшая. Они пришли в мир вдвоем. Она и ее сестра. Но она – как прикрытие, для отвода глаз, как жертва ради спасения сестры, которая… что ж. Это выход. И вот теперь, когда она сыграла свою роль, ее присутствие здесь оправданно еще более прежнего. Юнона снова перестала существовать, она была Венерой.
Юна откинула волосы назад и носком кроссовка коснулась водной глади. Затем, засунув руки в карманы брюк, подняла лицо к небу и, вздохнув, зажмурилась…
Для чего? Может, скипетр из храма в горах, хранящийся под плитой со знаком, не так уж и важен? Но если не будет скипетра, не будет и защитного отражающего поля для младенца. И какой-то там повелевающей силы. Но никто не может отправиться за ним, никто. Везде СС… Посты, перекрытые дороги, солдаты в черной форме.
Внезапно руки со знаком СС на черных манжетах обняли Юну – кто-то незаметно подошел сзади. Она открыла глаза, вскрикнула и тут же сорвалась в воду, увлекая за собой еще кого-то.
Вода холодом сковала тело, моментально потяжелевшая одежда потянула глубже, но кто-то вытолкнул ее на поверхность, и Юна, уцепившись за камень, выкарабкалась на поверхность. Следом вынырнул Егор.
– Ты что? – смеялся он, подтягиваясь на руках. – Это же я! Егор!
Юна разозлилась и вновь столкнула его в воду.
Егор, кашляя и отплевываясь, выбрался из воды и сел рядом с Юной. С черной формы, как и с одежды Юноны, текла вода.
– Сумасшедший, – Юна дрожала от холода, стараясь обхватить себя руками как можно крепче. Зуб на зуб не попадал.
– Я не хотел, кто тебя просил дергаться, – и Егор обнял Юнону, пытаясь согреть.
– Ты всегда подходишь так тихо! Я же просила – не подкрадывайся сзади! – воскликнула Юна. – И не прижимайся ко мне, ты мокрый.
– А ты? – рассмеялся Егор. – Тебя не будут искать? Ты так далеко ушла, полтора километра, и ни души.
– Папа в институте до трех, а мама еще вчера уехала к… к бабушке. Да и это место, видимо, никто, кроме меня, не знает…
– А я? – спросил Егор.
– Ты? – казалось, Юна удивилась. – Ты всегда знаешь, где я. Ладно, Егор, проваливай, мне придется сушиться.
– Ничего себе, а я пойду мокрый?
– Ты наверняка оставил за скалой машину, уедешь и переоденешься.
– Поехали вместе, – предложил Егор
– А если мой отец опять нас застукает вместе? – спросила Юна. – Ты докажешь, что не верблюд, а я?
– Тогда я никуда не поеду, – Егор встал на ноги и принялся расстегивать форменную рубашку. – Буду сохнуть с тобой вместе.
– Но Егор!
– Я – с этой стороны камня, а ты – с другой. Венера, я не уеду, оставив тебя одну…
Вещи разложили поверх высокого острого камня. Когда Егор перекинул через него брюки, из кармана на сторону Юноны вывалилась маленькая круглая коробочка. Юна, внимательно оглядев ее, открыла. На бархатной красной поверхности сияло великолепное кольцо с белым, удивительно чистым камнем. Юна повернула золотое колечко и увидела надпись изящным витым почерком, выгравированную внутри: «Единственной и любимой в день рождения, 21 сентября».
Юна медленно вышла из-за камня. Раздетый Егор сидел, прислонив голову к камню и подставив лицо солнцу, наконец разогнавшему туман.
– Это мне? – спросила Юна.
Егор резко и удивленно обернулся, но его взгляд упал не на кольцо.
– Тебе ко дню рождения. Какая ты красивая… – зашептал он, подхватывая Юнону на руки.
– Песок становится горячим, сегодня совсем не осенний день, – сказала тихо Юна.
Егор поцеловал ее в висок и шумно вздохнул.
– Я, наверное, дикий эгоист, но больше я тебя не отпущу, Венера. Мне все равно, что думают все родители в мире, я взрослый человек и домой не вернусь. Я уезжаю, а тебя забираю с собой, – прошептал Егор твердо.
– Нет, мне необходимо вернуться к родителям… Я не могу без них.
– А без меня, ведь я же люблю тебя? – Егор крепко обнял Юну.
Юнона погладила мускулистое плечо Егора и посмотрела в черные глаза.
– И без тебя не могу, но не поеду.
– Но почему, Венера?
– Хотя бы потому, что я не Венера, – ответила Юна.
– А я не Егор, – улыбнулся он.
– У Венеры зеленые глаза, короткие прямые волосы, она чуть ниже ростом, ты разве забыл? – Юна в упор смотрела на Егора.
– Ты не подпускала меня к себе, как я мог точно определить цвет глаз? Волосы отросли и, наверное, завивка, а рост… ты растешь! Ты вообще как-то взрослее кажешься! – опять улыбнулся Егор.
– Нет, – пальцы Юноны ворошили шевелюру Егора, – у меня длинные вьющиеся волосы, а у Венеры действительно зеленые глаза, да и потом, тебя она не выносит, ты для нее эсэсовец.
– Ну, тогда… – Егор замер в недоумении. – Кто же ты?
– А я могу до конца верить тебе?
– Ты – самый родной человек на Земле для меня! – ответил Егор.
Он положил голову на грудь Юноны и внимательно слушал, время от времени его лицо темнело от горечи и негодования, но иногда он закрывал глаза и погружался в тайну под ласкающими пальцами Юноны, а его губы нежно касались ее груди.