Рожден, отпустив руку брата, подошел к Агею, дотронулся до его щеки…
– Почему ты колючий, папа?
Агей поймал маленькую ладошку и притянул к себе сына. Подошел Ригден и обнял Агея за шею.
– А где дедушка и бабушки? – спросил Ригден.
Агей, еще не придя в себя, взял сыновей на руки, встал и вопросительно взглянул на Яна.
– Агей, не теряй рассудок, нынче уже невозможно сие дело…
– Дети, – прошептал Агей, – мои дети, – и крепко прижал их к себе.
Малыши восторженно завизжали…
Подошел пораженный Байкалов-старший.
– Это… это… – запинаясь, пробормотал он.
Ян, подтверждая, кивнул.
– Внуки! – радостно закричал Байкалов, – Бог мой, мои внуки! Лена! Даша вернулась с детьми!
У Агея буквально насильно вырвали сыновей. Несколько минут он молчал в шоке, а затем рванул к «кадиллаку»…
Из машины, пошатываясь, вышла Дарья.
– Даша!
Она буквально упала на руки Агея. Он крепко сжал ее, словно опять боялся потерять, и молча уткнулся в черные, волной хлынувшие до колен волосы.
– Агей, – прошептала Даша, гладя его лицо, – все кончилось, Агей?
– Все, любимая, все, – наконец отозвался он.
Хлынул дождь. Даша сильнее прижалась к Агею.
– Смывает зло, – прошептала она. – Что же дальше? Я еще ничего не чувствую.
– Дальше? Дальше я с тобой. Но почему Рожден и Ригден?
– Они сами себя так назвали, – улыбнулась Даша.
– Мутанты, – весело вздохнул Агей.
– Нет, печальники, печальники Земли нашей, любимый. Новые люди, совсем новые.
Земля сломала зло, когда сентябрь вздохнул золотом, люди – добром, а Бог – любовью.
Окно распахнуто навстречу звездному ветру, далеким спиралям галактик, туманностям, вспышкам сверхновых звезд и терпкому, едва уловимому запаху вселенских тайн. Заряна не спит, Заряна ждет.
Она напряженно вглядывается в огромный мир через распахнутое окно и ищет взглядом лишь ей одной известный знак. Белой точкой на фоне громады космических исполинов – деталей мироздания, путей, миров и скоплений замыслов, приближается большая белая птица. Один взмах ее крыльев преодолевает сотни парсеков. Путешествие через безмерную вселенную для этой птицы – прогулка, дороги и истории…
Ветром врывается Сова, ударяется оземь.
– Ух ты! – восклицает Заряна, буквально впрыгивая в плетеное кресло с ногами. – Как волшебно! Оземь – и снова девушка!
– Девушка? – Сова берет кружку остывшего капучино с маленького столика, заставленного сонными цветами.
– Сделать свежий? – спрашивает Заряна.
– Не надо, – Сова оборачивается к Заряне, перекидывая косу за спину, сжимает кружку, и кофе вскипает. – Пожалуй, достаточно.
– Как ты можешь пить кипяток? – удивляется Заряна.
– Отцовская привычка, – Сова машинально поправляет брошь в виде золотой стрелы, говоря о родителе.
– А что это за знак на стреле?
– Руна. Руна Богини. Захары, или Софии. Милости Божьей.
– Зачем она тебе? – удивляется Заряна.
– Она защищает меня от проделок древней тьмы. Иногда люди ее трактуют и как руну волка.
– Тебя? Ты же Свет! – восклицает Заряна и, помолчав, заворачивается в белоснежный вязаный плед.
Сова пьет капучино и наблюдает за Заряной.
– Тебе стало неуютно, милая, – говорит Сова. – К сожалению, у Света есть много оправданий для Тьмы, но не надейся, что Тьма будет так же любезна к Свету. Как ты себя чувствуешь?
– Я чувствую себя такой уставшей. – жалуется Заряна.
– Ты сама-то хоть помнишь эту стертую любовь?
– Нет, – Заряна отворачивается к темному звездному небу, – дикая история, если верить твоим словам и моим спонтанным воспоминаниям. Но люблю я совершенно другого.
– Конечно, другого, – соглашается Сова. – Брат теперь наказан.
– Может, тебе показалось, Сова?
– Мне?! – Сова вскидывает брови. – Могут ли мне привидеться годы, эпохи, человеческие жизни и смерти? Привидеться так, чтобы часть моих галлюцинаций помнила ты?
– Нет, – отвечает Заряна и зябко ежится.
– Значит, это еще не конец, – приходит к выводу Сова, задумчиво делая глоток кофе.
Крики чаек за окном отвлекают обеих. Белые громадные птицы летят через Вселенную, вероятно, направляясь в соседнюю галактику.
– Космические чайки, – шепчет Заряна.
– Что-то их напугало, – отвечает Сова. – Они решили лететь к более далеким звездам.
– Защити меня, – вдруг просит Заряна. – Ведь мне скоро опять на Землю.
– Да, – эхом отзывается Сова и задумывается.
Ее взгляд словно застывает, она как бы всматривается в себя, в прошлые эпохи, а может, и в будущие, ища ответ или прикидывая, нужен ли он сейчас. А Заряна внимательно, с затаенной тоской смотрит вслед птицам, улетающим к другим, опасным, быть может, мирам.
– Там, в мирах чужих и странных, встретят нас иные сказки, – шепчет Сова.
– Откуда это?
– Земное, – отмахивается Сова. – Защитить тебя непросто, Заряна. Скорее всего, расскажи я тебе что-то сложное и по-настоящему чудесное – ты забудешь это, когда придешь на Землю.
– Но что-то же останется в моей памяти? – спрашивает Заряна. – Что-то, что в минуты опасности вспыхнет, как свеча надежды на спасение?! Как цветок?
– Свеча и цветок? – Сова улыбается. – Значит, это будет невероятный цветок…
– Светлые Боги! Темные Боги! Сколько их? – Сова задумчиво гладила Чарлет по голове, вглядываясь в темные просторы космоса. – Их немного, – ответила она сама себе, – а человечество одно, но сколько душ-то, сколько!
Она взяла кружку с недопитым кофе. Напиток послушно закипел в белом фарфоре, и Сова сделала глоток. Поднялась с кресла, выглянула с увитого сонными цветами балкона Заряны. Космос переливался всеми цветами радуги, и Сова удивилась про себя, как это люди смотрят в свои телескопы и видят лишь тьму и звезды? Как огромно мироздание, как красивы вспышки истины и переливы зарождений жизни! Как прекрасен далекий зов Отца, который люди принимают за поля, излучения, акустику, за науку физику! Сова обернулась к креслу, в котором задумчиво сидела Заряна, но кресло оказалось пустым. Заряна ушла. Вновь. На Землю.
И тогда Сова снова заглянула в бездонные и очень родные глаза Вселенной. Бог улыбался, что означало – в мире все идет своим чередом, согласно древним планам и замыслам. Снова прокричали космические чайки, и Сова тревожно сдвинула брови. Пора возвращаться домой, в мир, где ее ждут, где ее зовут и просят ее защиты. Но Земля… Настанет день, настанет час, но чуть позже, чуть позже…