– О том ли ты сейчас спрашиваешь, блудница?
– Да что ты заладил, блудница-блудница? – разозлилась Анна. – У меня есть имя, как и у всех!
– Если я назову тебя по имени, то суть твоя не переменится.
– Так чего же ты, безгрешный Господь, взялся спасать блудницу?
– Потому что мой братец возьмет заложника, а это многое меняет. – ответил Егор.
– Ты меня съесть хочешь, дяденька? – Эля прижала к лицу желтого плюшевого медвежонка.
– Я не питаюсь непонятно чем, – хмыкнул Дилан, – сиди там и помалкивай.
– А зачем я тебе, дядя?
– Много будешь знать… – Дилан самодовольно улыбнулся, посмотрев в зеркало на Элю.
– Знаю, знаю! Состарюсь! – закивала Эля.
– Вот уж нет, до старости можно и не добраться! Но это в твои несколько лет, проведенных на Земле, не понять.
– Но если ты меня есть не собираешься, то, значит, ты не серый волк, а похититель чужих детей?
– Что-то вроде того, – задумчиво ответил Дилан, – когда собственные родителя отвергают своих детей, те становятся похитителями чужих.
– Бедненький, так ты же заболел, дяденька! – воскликнула Эля и ойкнула от того, как резко затормозила машина.
Дилан обернулся к Эле.
– И чем же я, по-твоему, болен, маленький потомок обезьянки?
– Ты маньяк. Ты потерял что-то, свихнулся от горя, и теперь ты маньяк, которого все ищут.
– Это кто же тебе такое рассказал, дитя? – воскликнул Сомерсет.
– Телевизор, – прошептала напуганная Эля.
– И меня еще называют дьяволом, когда сами изобрели телевизор!
– Значит, ты не будешь меня есть? – не унималась Эля, забиваясь в уголок заднего сиденья, подальше от Сомерсета.
– Нет, дитя, ты нужна мне на расходники.
– Ты торгуешь органами детей?! Тебя проклянет Бог за это!
– А это тоже телевизор сказал?
– Нет, тетя Аня.
– Надо будет с ней перекинуться парой слов.
– Она святая! – заверила Эля.
– Она так сказала?
– Нет, мама.
– Человек о человеке. Интересная у тебя тетка, – хмыкнул Дилан. – Что-то в тебе есть и кого-то ты мне напоминаешь, маленькая жертва телевизора, – Дилан вздохнул, оглядывая Элю, – мне нужен твой замечательный генный набор, дитя.
– Зачем тебе мой ДНК? – губы Эли затряслись от страха.
– Тетя рассказала про гены?
Эля кивнула.
– Значит, понимаешь, что вся информация о человеке в генах, а в тебе информация о человечестве. Вся. Даже обидно, такой ценный ребенок, но надо делиться с другими.
– Ты хочешь меня поделить на все-все мои гены? – заплакала тихо Эля.
– Не реви, – одернул ее Дилан, – тебя не учили делиться?
– Учили, – всхлипнула Эля в сумраке автомобиля, горько и безнадежно, – а с кем ты хочешь делиться, дяденька?
– С другими мирами, со звездами, со Вселенной.
– Ого-о, – Эля забыла про слезы и широко распахнула глаза. А Дилан снова завел машину и тронулся в путь.
– Ты меценат?
– Нет.
– Значит, ты волшебник?
– Кому как, – ответил Дилан.
– А добрый или злой?
– Кому как, – уже задумчиво сказал Сомерсет.
– А как кому? – не унималась Эля.
– Все, приехали, – Дилан выдохнул и, остановив машину, вышел из нее.
Открыл дверцу со стороны Эли и за руку вытащил ее с сиденья.
Эля заплакала.
– Мне будет очень-очень больно? – спросила она.
– Нет, ты будешь ждать особого часа, – ответил Сомерсет и подошел к рядом стоящему зданию на выезде из города. Он похлопал по белой стене, и она зашевелилась, словно вспухла, по ней пошли рябь и волны, а затем образовалась темная дыра с неясным темным светом внутри. Странные маленькие твари поползли из дыры, похожие на непонятных жутких зверей с множеством глаз и острыми когтями, переходящими в руки.
– Ай-я-яй, – запричитала Эля, – и куда жэк-то смотрит, сколько животных под домом некрасивых живет!
– Ох уж эта твоя тетка! – Дилан подошел к Эле и, присев на корточки перед ребенком, оттянул рукав своего грязно-зеленого свитера. На его руке Эля увидела, восхищенно охнув, изображение красивого синего цветка.
– Розааа, – зашептала она.
– Да, и ты будешь ее охранять, это последняя роза, – ответил Дил и положил ладошку Эли на свое тату. Каким-то образом изображение розы перепрыгнуло на ручку Эли, застыв на тыльной стороне ладони.
– Как красиво, – прошептала Эля и восторженно посмотрела на Дилана.
– Согласен, – и быстрым движением коснулся лба Эли. Лиза рухнула мертвым сном, как подкошенная. Вынырнувшие из дыры в стене черные огромные щупальца подхватили ее и понесли вовнутрь сгущающейся тьмы, куда-то в самое сердце неведомого.
– Охраняйте, как зеницу ока! – велел Дил. – А теперь надо сбить со следа Сову. – Ну, – обратился он к мерзким тварям, жавшимся к его ногам, – начинайте собирать детей со всего света, создайте иллюзию! И никого не ешьте, Сова догадается тогда!
Твари разбежались, словно и не было их. Только черные вонючие лужицы остались там, где они толпились.
– Ну, пора дальше, – сам себе сказал Дилан и пошел к машине.
Виктория вышла из банка и огляделась по сторонам. Гул нарастал, а вместе с ним и странное беспокойство, тревога за дочь, но она верила – Анна справится. Люди на улицах метались, и город быстро превращался в подобие заброшенного каменного артефакта, по дорогам которого все реже и реже неслись автомобили, уступая запустению и крадущейся вслед темноте. Раздался звон стекла, видимо, витрина разлетелась вдребезги под руками мародера. Виктория плотнее прижала к груди сумку с деньгами. Почему Анна так любит наличные деньги? И, немного поразмыслив, вернулась в банк, положив основную часть денег на свою карту, для безопасности. Она была единственной клиенткой банка в этот час, многие работники уже покинули свои места.
– А знаешь, дорогуша, – к ней подошла слегка качающаяся женщина с бокалом шампанского, – ты очень миленькая.
– Спасибо… Вероника Сергеевна! – прочитала Виктория имя женщины на приколотом к груди бейджике.
– Не стоит нам всем никуда торопиться, – Вероника взяла со стола второй бокал и протянула его Виктории, – пей, – подтолкнула она, – пей, говорю, не понимаешь, что это конец света?
Виктория нервно выпила содержимое бокала.
– Я пойду, – она направилась к выходу.
– Куда, – раздался хохот Вероники, – все двери я закрыла. У нас очень хорошие автоматические засовы! От неприятностей. – Она продолжала хохотать, а Вика подошла к окну, большому, светлому и теплому, за ним словно в ирреальном мире происходило невиданное кружение внезапной осени и порывов урагана. Может, это действительно конец? Какое чувство безысходности! Она машинально застегнула джинсовую куртку, словно боясь холода.