Немалое подспорье тайга, многие только ею и живут. Круглый год здесь промысел. Ягоды, грибы, орехи не переводятся. Бабы да детишки их между делом заготавливают. Охота, рыбалка, промысел пушного зверя — для мужиков всегда занятие прибыльное.
Когда дозорные на разгоряченных конях объявились на хуторе, Бряга на сторожевой башне занимался ремонтом пушечного лафета. По правде сказать, не тянуло старого десятника к хозяйским хлопотам, ими более Авдотья занималась, а Матвей, не умаляя своего верховенства, больше воинскими делами да охранными. Лишь к лошадям его тянуло, здесь и навоз мог побросать, и корм задать, и почистить.
Увидев сыновей, несущихся галопом к хутору, десятник несколько удивился.
«Вот шельмы! — подумал он. — Если без нужды коней спарили, всяко высеку».
Хлопцы подлетели к воротам:
— Батя, к тебе гости пожаловали.
— Кого еще черт принес! — выругался десятник.
— Там, батя, два мужика! Один важный, на голове у него, вместо малахая, целый отрез белого полотна намотан, сказывал, посол-де из города Самарканда. А второй, с виду русич, назвался князем Тимофеем Шориным. У него до тебя нужда великая.
После этих слов старого десятника чуть удар не хватил, обомлел старый вояка, присел на бревнышко, приходя в чувство. На шум прибежали бабы и девки. Авдотья даже растерялась, не доводилось видеть своего мужика таким беспомощным.
Придя в себя, десятник Матвей Бряга торжественно объявил:
— Большая у нас радость! Дорогих гостей сегодня встречаем! Постарайся, Авдотья, на славу, будто сын с того света вернулся!
Все на хуторе пришло в движение. Парни топили баню, кололи скотину, малолетние мели двор, бабы кинулись в ледники, в амбары, к печи, готовя угощения. Хуже всех девкам пришлось, те чуть с ног не сбились, ведь наряды в сундуках мятые, не крахмаленные.
Матвей Бряга при полном парадном облачении, как и полагалось, встретил гостей у ворот. Парни помогли им сойти с коней и тут же увели тех в стойла.
— Здравствуй, Тимофей! — с волнением произнес десятник. — Рад видеть тебя во здравии. Проходи в дом. С дороги баньку прими, потом трапезничать будем. И ты, Турай, будь дорогим гостем. Чувствуй себя, как дома.
Матвей обратил внимание на вороного жеребца, что неподалеку копытил землю, удерживаемый двумя младшими сыновьями.
— Это подарок тебе, дядька Матвей, — неожиданно по-семейному произнес Тимофей. — Мы его с десятником Михаилом Каданцом и казаком Еремой Щербатым в степи словили. Велели кланяться тебе.
— Благодарствую вам, и рад, что добрых товарищей заимел! То казаки достойные, — растрогался Бряга.
После долгих скитаний и невзгод пошла у Тимофея и Турай-ад-Дина на хуторе жизнь размеренная и привольная. Тимофей был на правах сына. Со всеми сдружился, как все, работал по хозяйству, ходил в дозор, обучался воинскому делу, в чем, к радости десятника, проявил немалую сноровку и способности. Девчатам сильно приглянулся молодой князь, но, узнав, что он венчанный и более женок заводить не жалует, повздыхали немного и успокоились, став ласковыми и заботливыми сестрами.
Все, что Матвей Бряга посчитал нужным поведать, то и поведал. Тимофей, чувствуя за десятником это право, не донимал его лишними расспросами. И так десятник выкладывал душу, вспоминая Белогорье, Березов, Обдорск.
Турай-ад-Дин оказался одного года с десятником и крепко сдружился с ним. Поначалу Матвея Брягу заинтересовала подзорная труба, а потом и астрономия. Ночами просиживали они на острожной башне, разглядывая звездное небо. Созвездия, Млечный Путь, движение звезд, по которым можно читать судьбы людей и всего мира, показались десятнику настолько значительными, что он почти забросил хуторские дела и весь ушел в звездную науку.
Это никого не беспокоило, а Авдотье даже по нраву пришлось. Под старость мужик сильно в православие ударился.
— Пускай уж лучше на звезды пялится, чем в монастырь иноком идти, — рассудила она.
Шли дни, к Ильину дню закончили сенокос, на хуторе все шло своим чередом. Тимофея вновь стали посещать видения. Видел себя плывущего на большой ладье, по спокойной полноводной реке, знакомые лица неведомых спутников. Мокрые от пота спины казаков, что сидят на веслах и мощными размеренными движениями гонят ладью против течения.
— Дядька Матвей, по твоим рассказам выходит, что мой отец жив, и я должен найти его! — как-то заявил Тимофей. — Подскажи! Где мне его сыскать?
— Я был всюду и везде спрашивал про князя Василия Шорина. Но тот будто в воду канул. Лишь один братский сказывал, что в их землях живет большой белый шаман, которого кличут Обдорским.
— А где та братская земля?
— На Енисей-реку прошлый год ушла большая ватага казаков. Верховодит у них Андрейка Дубенский. В верховьях Енисея, в Тюлькиной землице, ставят они Красный острог. Оттуда до братской земли рукой подать. Там можно проведать о твоем отце!
Конец августа 1629 года. Дорога на Красный острог.
Небольшой отряд казаков на рысях со сменными лошадьми торопится из Томска в новый острог на Енисее, Красный Яр. Спешили казаки неспроста, теперь Томск и Красный острог соседи. Много различных указов от государя и отписок Томского воеводы Петра Пронского поручено им доставить. Шибко хотелось Пронскому взять новый острог на Енисее под свою руку, и старания были не напрасны. В скором времени ожидал он указ от царя-батюшки, относящий Красный острог к Томскому разряду.
Жалели казаки лишь об одном, что взяли с собой старого имама. Жалобится без конца, да все просит, чтобы поменее коней гнали. Хотели бросить, да его попутчик молодой князь вступился.
— Все, князь! — обрадовался один из казаков. — Далее сами добираться будете. Имаму отдохнуть надо, а то отдаст душу своему Аллаху, а мы спешим.
Тимофей непонимающе и враждебно взглянул на казака.
— Охладись, княже! Тут уже Тюлькина землица. Отдохнете чуток, а потом держитесь вон на ту гору, что вдали островерхая торчит, за ней будет река, затем верст десять вниз по реке и острог.
Казаки быстро скрылись из виду, а Тимофей и Турай-ака, немного передохнув, не торопясь, двинулись следом. Указанная казаками гора хорошо выделялась на фоне более низких и округлых сопок, поросших березовыми рощами. Путники, минуя многочисленные овраги, ручьи и речушки, достигли горы, помня слова казака, обогнули гору с восточной стороны, придерживаясь южного направления.
В воздухе стали появляться утки и чайки, предвестники большой воды. Потянуло свежестью. Во всем чувствовалось приближение реки, но березовые рощи, покрывшие всю округу, скрывали ее от глаз.
Несмотря на непрерывное ожидание, Енисей открылся взору неожиданно. Они вышли на высокий берег. Вернее, это была скала высотой более ста саженей, почти отвесно уходящая в воду. Она стояла вдоль левого берега несокрушимой твердыней. Даже кони захрапели, испугавшись обрыва.