— Как-как? Справедливо реагирует. Бухтят. На последнем сходняке меня предупредили, если кокс не вернется, пару кровавых бунтов по зонам организуют. Не усидеть тогда тебе в кресле. Месяц сроку дали.

— Дела, — совсем расстроился новоиспеченный генерал ФСИН. — А кто «герыч» этому ублюдку-полкану — моему заму поставил, узнать сможешь?

— Раскопаю. Братва сама его с потрохами сдаст и показательно разберется. Потому как они с твоим замом Панкратовым гнилое дело затеяли. Канал-то с «узким горлом» организовали. Только под себя дело заточили. А тут обязательно делиться надо, иначе никак.

— Месяц сроку дали, — почесал за ухом Голубинский. — Может, пока послабление временное сделать, позволить мелким гражданским поставщикам на наш закрытый рынок попасть со своим коксом?

— Где временное позволишь, там оно постоянным сделается, — тут же отмел такую возможность Сохатый. — Потом ты их уже не уберешь. Связями в тюремной среде обрастут, и прощай наш бизнес. Тебе это надо? Мне — нет. Весь процесс мигом из-под контроля выпадет.

— Выйдут на нас те, кто Шпалу и других завалил. Обязательно выйдут. У них только один хвост есть — поставщики кокаина. Остальное за нами. Негде им кокс в бабки перемолотить. Мы — то звено в цепи, без которого им не обойтись. На нас все замкнется.

— Тогда чего ждут?

— Цену себе набивают, чтобы у нас уже совсем безвыходка получилась, и мы на их лядские условия согласились. Понял?

— Не дурак, жизнь знаю, — Сохатый звучно хмыкнул. — А если они не на тебя, а на твоего зама выйдут? Да и в блатном мире мне замену подыскать могут. Желающих откусить от жирного пирога кусок побольше много.

Голубинский задумался, словно рассуждал, стоит ли говорить о чем-то Сахно, затем решился.

— Звонок странный в «Трастсанбанк» был на служебный Коляна Шпалы, баба звонила, покойного спрашивала, — произнес он. — Этот номер, кстати, ни в одном справочнике не числится, и из базы данных ты его не выковыряешь. Его Шпала только самым нужным людям давал. А они, как ты понимаешь, о его смерти все уже знают.

— Может, любовница из бывших? — предположил Сохатый.

— Любовнице давать номер стационарного служебного телефона? — криво ухмыльнулся Голубинский. — На кой ляд?

— И то правда.

— Звонок мы задним числом отследили, хоть и сделан он был по IP телефонии, то есть посредством компьютера связь осуществлялась. Звонили из Абхазии. Переговорный пункт в Пицунде. Сам разговор, к сожалению, не записан, но кажется мне, что это могла Екатерина Шпаликова звонить.

Сохатый заерзал на сиденье.

— Выходит, она до сих пор не знала, что брата замочили?

— Выходит, что так. И тогда получается, ее кто-то в вакуум поместил.

— Ну, как ты такое в наше время сделаешь, чтобы человек не заметил, что его «от мира отключили»?

— В Москве не сделаешь, — произнес Голубинский. — А в Абхазии это можно. Дикий народ — дети гор. Забашлял сотовому оператору, чтобы определенные номера на мобильнике человеку заблокировали, исполнят в лучшем виде при должном финансировании. Екатерина баба молодая, одинокая, ей какой-нибудь пройдоха на берегу Черного моря мозги до кипения довести мог.

— Погоди, погоди, — призадумался Сохатый. — Абхазия… Лаша Лацужба… — выстроил он логическую цепочку. — Сходится. Этот мог Екатерине голову задурить. Найти их надо и первым делом лавешки вернуть. Бабу пока не трогать, теперь только она знает выходы на поставщиков кокса, — принялся мысленно разруливать уголовный авторитет. — А Лаше голову окрутить.

— Гитарной струной, — подсказал Голубинский.

— Почему гитарной? — удивился Сохатый.

— Я вот говорю, ты слушаешь, а меня не слышишь, — ухмыльнулся Антон Никодимович. — Шпалу и других гитарной струной удушили? Удушили. Фирменный стиль киллера. И если мы с тобой не дураки, то под общий замес можем и тех, кто нам мешает, показательно в расход пустить так, чтобы на нас и тень подозрения не легла и неповадно было к нашему бизнесу подступаться. Начинать надо с моего зама полковника Панкратова.

— Дело говоришь, — согласился Сахно. — А поисками Лаши с Катькой Шпаликовой я займусь. Много кто из нашей братвы в Абхазии осел, помогут.

10

Труба крематория дымит только по ночам, чтобы не смущать тех, кто привозит туда тела своих близких. Днем небо над ней или девственно-синее, или же затянуто облаками, но никакого намека на дым.

Похоронные процессии в ритуальные залы крематория запускают торжественно, из спрятанных в стенах динамиков звучит траурная музыка. А вот выдают прах буднично, с черного входа.

Тетка в синем форменном халате поставила стремянку и сняла с верхней полки металлического стеллажа ящичек-параллелепипед, смахнула с него тряпкой пыль.

— Получите и распишитесь, — произнесла она так, словно бы речь шла о бандероли, за которой долго никто не приходил.

Юля расписалась, прижала к груди урну, на которой виднелась блестящая табличка с аккуратно выведенными от руки буквами: «Илья Петрович Прудников…»

Девушка вышла на улицу. Ярко светило солнце, за мрачным зданием крематория виднелся колумбарий с захоронениями — пестрели искусственные цветы, тысячи табличек, за каждой из которых стояла человеческая судьба.

— Илья, — проговорила Юля, поглаживая урну.

Ей верилось и не верилось в смерть брата. Теперь она понимала, что эта раздвоенность навсегда. Ведь Юля не видела его мертвым, а поверить, что пепел — это то, что от него осталось, было невмоготу.

— Извините, что обращаюсь к вам в такой момент, — прозвучал совсем рядом голос.

Юля обернулась, увидела за собой молодую женщину с аккуратно уложенной вокруг головы русой косой.

— Вы Юля Прудникова? — спросила незнакомка.

— В чем дело?

— Меня зовут Наталья Обухова… вернее, Ильина. Вы не помните меня?

Юля пригляделась и узнала в женщине давнюю, еще со школьных времен, подружку своего старшего брата.

— Наташа, вы? — удивилась она.

— Я узнала о том, что случилось… И вот, решила увидеть вас. Я на машине, подвезти?

Женщины шли по аллейке, от ворот навстречу им двигалась очередная похоронная процессия. Наташа рассказала о своей последней встрече с Ильей. Юля — о странном желании брата, как поступить с его прахом.

— Вы не против, если я и туда поеду с вами? — спросила Обухова, и ее голос дрогнул.

— Я поняла. Вы до сих пор любите его, — тихо сказала Юля…

…Женщины стояли на вершине высокого холма. Ветер свистел в ушах. Внизу открывалась панорама центра подготовки биатлонистов. Величественно высился трамплин с искусственным покрытием, змеились, повторяя рельеф местности, узкие асфальтовые дорожки. По ним, ровно работая палками, мчались на роликовых лыжах спортсмены в блестящих облегающих костюмах.