Лаша Лацужба был уверен, что его хотели убрать, и только некое стечение обстоятельств привело к ошибке киллера. Абхазец испугался до смерти. И если он сумел после того, как люстра разлетелась от выстрела, быстро среагировать и драпануть с любовницей в другую комнату, то это сработал инстинкт самосохранения. Страх при этом никуда не исчез.
Он долго опасался возвращаться в комнату с широким диваном, все успокаивал Машку и еле сдерживал собственную дрожь в теле. И хоть ему было неприятно подчеркивать свой страх, но с языка сами срывались соответствующие случаю фразы. «Я испугался, любимая, я так испугался», — с колоритным кавказским акцентом повторил он несколько раз, будто зациклился. Нельзя сказать, что Пономарева не испугалась. Однако ей удавалось держать эмоции внутри себя. Она не расспрашивала любовника о том, что это вообще могло быть такое, а довольствовалась лишь тем, что он ей говорил. А Лаша почти ничегошеньки и не говорил. На ее осторожный вопрос, не обратиться ли в полицию, он категорически ответил: «Нет!»
Романтический вечер был испорчен. Остаток ночи и начало следующего дня Лаша пребывал в тяжелейших раздумьях. Едва он засыпал, как слышался тот самый хлопок и звон разбитого рассыпающегося хрусталя. Это стало для него каким-то наваждением, от которого нужно было срочно избавляться. Лацужба понимал дело так: если киллер не убил его в этот раз, то обязательно убьет в другой. Вот эта мысль его и мучила. Абхазец не хотел умирать, да еще и сейчас — в то время, когда он сумел обтяпать такое выгодное дельце, узнав схемы поставки кокаина в Россию. Впрочем, именно это дельце он и рассматривал как причину того, что на него наслали киллера. Этот выстрел изменил планы Лаши. Не очень круто, но все-таки изменил.
Лацужба не собирался заниматься кокаином в одиночку. Он трезво оценивал свои силы и возможности. Он планировал выйти на тех, кто курировал поставки кокса в российские зоны. Однако изначально ему хотелось потянуть время, чтобы получше набить себе цену. К тому же предполагалось, что его вычислят не так быстро. Но оказалось, что он ошибся. Вычислили его не просто быстро, а молниеносно. Он-то и сам даже не успел еще толком связаться с зарубежными поставщиками, а кто-то уже успел прислать наемного убийцу. Выход из порочного круга виделся лишь один: встретиться с новыми кураторами поставки кокаина на зоны. Используя свои связи, абхазец довольно оперативно вышел на Голубя и Сохатого.
Встречу Лаша назначил через своих людей. Точнее сказать, не он сам назначил, а кураторы через людей абхазца назвали удобное для встречи время и место. Голубинский и Сахно в этом деле тянуть резину не стали. Назначили встречу, правда, не где-нибудь в центре, а на окраине — на территории какой-то «временно приостановленной» стройки. Лацужба должен был приехать туда один, и чтоб без фокусов разных. В свою очередь, ему пообещали, что в случае положительного исхода беседы он получит гарантии личной безопасности.
Собираясь на встречу, абхазец едва сдерживал волнение. Хотел было принять успокоительное, но отбросил эту идею, так как препарат мог вызвать излишнюю заторможенность. Поэтому поехал на стройку в том состоянии, в котором был. Всю дорогу он настраивал себя на разговор, подбирая нужные слова и обороты. Больше всего он опасался, что голос его во время беседы дрогнет и выдаст тем самым его страх. То, что его во время встречи могут убить, было сомнительным. Уже сам факт встречи означал, что Голубю и Сохатому он был нужен, что они не владеют всей информацией, позволяющей возобновить прежние схемы поставки кокса в Россию. «Пока я являюсь звеном в цепи, мне ничто не угрожает», — думал Лацужба, и эта мысль его согревала больше всего. О том, что его могут похитить и пытать, Лаша старался не думать.
Место встречи оказалось довольно мрачным, несмотря на солнечную летнюю погоду. Между рядами серых, испещренных граффити недостроенных корпусов Лаша чувствовал себя неуютно. Это напоминало ему дорогу, ведущую через ущелье, в горах которого могли таиться боевики. Успокаивая себя все той же мыслью о «звене в цепи», он вышел из машины. До условленного времени оставалось меньше минуты, но кураторов не было. Абхазец огляделся, высматривая, нет ли кого среди зданий. Держаться при этом он старался раскованно, дабы не выдавать своего страха перед вероятными спрятавшимися наблюдателями. Время шло, а кураторы не появлялись. Лацужба нервно сжимал и разжимал кулаки.
Голубинский и Сахно нарочно тянули время. В одном из недостроенных зданий на самом деле находился их человек с видеокамерой, направленной на абхазца. Они сами наблюдали за ним несколько минут при помощи нетбука. И видели, как он нервничает. Когда Лаша в очередной раз посмотрел на часы, безнадежно вздохнул и встал у машины, опершись о капот, Антон Никодимович отдал водителю команду выезжать.
Лацужба услышал позади себя приближающийся шум мотора и визг тормозов. Он резко обернулся и машинально втянул голову в плечи, будто спасался от какой-то опасности. Из подъехавшего джипа вышли Голубь и Сохатый. Абхазец лишь приблизительно представлял, как оба выглядят, однако его представления и реальность почти полностью совпали. Стороны без особых церемоний обменялись приветствиями.
— Ты хотел с нами перетереть? Так начинай, не тяни кота за яйца, — с молчаливого одобрения компаньона начал Мотя, обращаясь к Лаше.
— Я сам собирался связаться с вами после возвращения из Пицунды. Но ваш человек нашел меня быстрее, — старался спокойно говорить тот.
— Так почему же ты сразу на нас не вышел? — строго спросил Голубинский.
— Поймите меня правильно. Я же человек южный. Мне секс нужен, как воздух. Приехал в Москву, и сразу к любимой женщине. А потом собирался к вам, — стал оправдываться «южанин», смешивая воедино правду и ложь.
— Гладко стелешь, фраерок, — процедил сквозь зубы Сохатый, сверля собеседника взглядом. — Ты знаешь, сколько лавешек накрылось медным тазом из-за того, что ты решил погонять шершавенького со своей бабой?
— Представляю, — промолвил Лаша с видом виноватого кота. — Но я готов немного сбросить ценник за сотрудничество с вами.
— Хех, какой ты прыткий, — усмехнулся Голубь и посмотрел на подельника, разыгрывая сцену: — А с другой стороны, я ведь его понимаю. Эти бабы заставят забыть о чем угодно. И у меня такое бывало. Да и у тебя не раз. Ну, что, Мотя? Простим нашему южному, так сказать, товарищу?
— Раз ты настаиваешь, — включился в разыгрывание сцены Сохатый, — я перечить не стану. Опять же бабские чары — страшная сила. Меня как-то менты повязали только потому, что я в кровати у одной телки задержался. В общем, берем товарища южанина под свое крыло. Ну уж цена пусть будет такой, как он сам пообещал. Тут уж бабы ни при чем. Сам согласился ценник снизить.
— Хорошо-хорошо, я своих слов назад не беру. Абхазец сказал — абхазец сделал, — Лаша поспешил подтвердить ранее сказанное. — Только я хочу, чтобы моей жизни ничто не угрожало. Хочу гарантий безопасности.
— Послушай, дорогой, я тебе даю честное благородное слово, что с тобой ничего не случится, если ты будешь вести себя с нами так, как мы тебе скажем. Понимаешь? — выдал тираду Антон Никодимович.